Аналитическая психология Юнгианский анализ
8 (917) 101-34-34

Контрзависимые - люди кошки в поиске души


Контрзависимые: Самоуверенные с границами, похожими на стекло (жесткие, острые и хрупкие) люди. Социально ориентированные, устремленные к успеху и конкурентности они сторонятся интимности, теплых и доверительных отношений. Психологически закрытые люди, которые почти никогда не становятся клиентами психологов, но о которых мы наслышаны от их партнеров с созависимостью. 

Созависимые и контрзависимые достойны и конгруэнтны друг другу: одни дают, другие берут и пользуются; одни начисто отвергают личные границы, другие выстраивают защитные рвы и стены; у одних в приоритете общность, солидарность и родство, у других автономность, свобода и творчество; одни любвеобильны до экстаза и слияния, другие недоверчивы и дозированы в проявлении любовных чувств, одни уступчивые до угодливости и прощающие, другие требовательные...

И созависимые и контрзависимые выражают психологические защиты, формируемые в раннем младенческом и в детско-подростковом возрасте. И те и другие испытывают дефицит зрелых психологических защитах и поэтому похожи друг на друга своей уязвимостью.

Люди, отмеченные тем или иным дарованием и способные раскрыть его обычно имеют сильную контрзависимую составляющую. Это люди, знающие чего хотят, социально и сексуально активные, эгоцентричные, безразличные к интересам партнера, ревнивые и независимые. Им свойственны бунтарские, героические и новаторские качества.

Примером такой личности является Марина Цветаева.

«Кошки»
Максу Волошину

Они приходят к нам, когда
У нас в глазах не видно боли.
Но боль пришла — их нету боле:
В кошачьем сердце нет стыда!

Смешно, не правда ли, поэт,
Их обучать домашней роли.
Они бегут от рабской доли:
В кошачьем сердце рабства нет!

Как ни мани, как ни зови,
Как ни балуй в уютной холе,
Единый миг — они на воле:
В кошачьем сердце нет любви!

Понятно, что кошки в этом стихотворении лишь аллегория. Это образ-послание Цветаевой своему старшему другу и наставнику. Поэтическое сообщение о женщинах «гуляющих сами по себе» и о той женщине с кошачьей независимостью, которую чувствует в себе 19-и летняя Марина Цветаева.

Стихотворение начинается с местоимения 3-го лица они. Кошки приходят сами по себе и поэтесса говорит об этом своем качестве обезличенно. Не она управляет и пользуется кошачьей природой, а независимость и свобода, превосходящая обычную стыдливость, определяют ее выборы и решения.

В кошачьем сердце нет стыда!

Цветаева открыто пишет про эгоизм и ожидание состоявшегося зрелого мужчины, способного справляться со своими проблемами и достаточно сильного, чтобы любить ее. Она противопоставляет себя женщинам созависимого склада, реализующимся в материнской кормящей роли.

Смешно, не правда ли, поэт,
Их обучать домашней роли.

Дарование, достигающее уровня гениальности, отнимает энергию от других аспектов личности. Чуть позже проявится, что Цветаева не могла быть матерью не только для мужчины, но и для своих дочерей. Рожая детей, она хочет оставаться бездетной. Подобно божественной Афине все, на что она способна в отношениях это вдохновлять мужчин и служить музой. Все иное - рабская доля.

Непригодность к «домашней роли» объясняется особенностями ценностных установок, в которых приоритет отдается свободе и независимости от личных связей.

Они бегут от рабской доли:
В кошачьем сердце рабства нет!

Сочувствие, привязанность, любовь, благодарность, долг — понятия, чуждые людям-кошкам. Они трактуются как проявления «рабской доли», ограничивающие волю личности.

Это в 19 лет. А в 22 и 27 лет Цветаева переживает любовные отношения с Софьей Парнок и с Софьей Гиллидэй – Любить только мужчин – какая скука!.

В отношениях с Парнок Цветаева восполняет нехватку материнской любви, а вторую Софью она любит как младшую сестру. Через стихи, посвященные Парнок можно предположить, что контрзависимая кошачья натура Цветаевой начинает меняться.

Есть женщины — их волосы, как шлем,
их веер пахнет гибельно и тонко,
им тридцать лет. — Зачем тебе, зачем
моя душа спартанского ребенка?

<1915>

В Тени контрзависимого скрывается уязвимость созависимого, от которой он не может освободиться. Контрзависимый лишь приобретает навыки скрывать ее от себя и других. Но это не про Цветаеву, которая исследовала себя до самых глубоких глубин, а любить могла до полного самозабвения, с преданностью, превосходящей собачью.

Я знаю Вас, знаю Вашу породу, Вы больше в глубину, чем в высоту, это всегда будет погружение в Вас, а не подъем; я употребляю эти слова ни в каком ином смысле кроме как: чувство направления.
Погружение в ночь (которая мне видится лестницей – ступенька за ступенькой, - притом что последней не будет никогда). Погружение в самое ночь. Вот почему мне так хорошо с Вами без света…

Я даже не знаю: есть ли Вы в моей жизни? В просторах моей души — нет. Но там, на подступах к душе, в некоем между: небом и землёй, душой и телом, собакой и волком, в пред-сне, в после-грезье, там, где «я не я, и собака не моя», там Вы не только есть, но только Вы один и есть.

<1932>

Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес,
Оттого что лес — моя колыбель, и могила — лес,
Оттого что я на земле стою — лишь одной ногой,
Оттого что я тебе спою — как никто другой.

Я тебя отвоюю у всех времен, у всех ночей,
У всех золотых знамен, у всех мечей,
Я ключи закину и псов прогоню с крыльца —
Оттого что в земной ночи я вернее пса.

Я тебя отвоюю у всех других — у той, одной,
Ты не будешь ничей жених, я — ничьей женой,
И в последнем споре возьму тебя — замолчи! -
У того, с которым Иаков стоял в ночи.

<1916>

Любимый,
На льдине -
Любимый,
На мине-

Любимый,
На льдине, в Гвиане, в Геенне - любимый.

В коросте - желанный,
С погоста - желанный: Будь гостем! - лишь зубы да кости - желанный!

Тоской подколенной
До тьмы проваленной
Последнею схваткою чрева - жаленный.
И нет такой ямы, и нет такой бездны -
Любимый! желанный! жаленный! болезный!

<1936>

И уже за год до смерти:

Ушёл — не ем:
Пуст — хлеба вкус.
Всё — мел.
За чем ни потянусь.

…Мне хлебом был,
И снегом был.
И снег не бел,
И хлеб не мил.

<1940>

Поэты и писатели опережают открытия психологов или излагают теории, не изучая их, из собственной души, исследуя только ее. Но даже после того как по той или иной теме будут написаны специальные статьи и книги, открытия художников, рассказавших о себе и через себя о других людях будут оставаться по-прежнему актуальны.

Поэты выступает первопроходцами. Это сначала они душой проживают и рассказывают, а потом психологи анализируют, классифицируют и описывают. И, конечно, первопроходцам всегда сложнее и опаснее.

Она [Цветаева] во всем безудержна и очень смела. Не всякий человек дойдет до этого края, чтобы писать и думать о тех вещах, о которых она писала… за все это поэт платит жизнью. То есть гибелью детей, своим собственным неустройством… С этим невозможно как-то хорошо и спокойно существовать. И когда люди рвутся в поэты, понятно, что, скорее всего, они этого не понимают, что это очень опасная работа. Очень опасная. Очень страшная. Потому что ты отвечаешь за все своей жизнью. 
(Наталья Громова). 

Жить надо так, чтобы Душа сбылась, писала Цветаева. Не для того, чтобы избежать или уменьшить страдания, не для того чтобы что-то успеть и даже не для поиска счастья в единении с кем-то или чем-то, а чтобы душа сложилась из разрозненных кусочков до полного состояния. На сегодня это одно из современных представлений о том, в чем может помочь человеку практическая психология. Идея, сформулированная поэтом.

Из созависимого и контрзависимого состояния души складывается ее целостность. Это то, что предчувствуют созависимый с контрзависимым, но не понимают зачем нужны друг другу и зачем их свела судьба. Они безжалостно мучают, мучаются, но не расходятся, поскольку живут иллюзией о том, что нет ничего лучшего их болезненного единства. Не понимают, что нужны друг для друга как зеркала, отражающие то, что невозможно увидеть в обычном зеркале глядя только на себя.

(Сергей Дрёмов, 11.08.2017 г.)