Свет в конце тоннеля

«От знакомства с визиткой к Станции в целом чувства неприятные, и мысли в духе «да подождите вы со своими тоннелями, дайте на этом свете доделать что задумано». Хотя в целом я понимаю, что это про какой-то глобальный переход, трансформацию и не обязательно про смерть в буквальном смысле» (участница Игры).

Предельное измерение власти, с которой мы встречаемся – это власть смерти. Еще никому не удалось избежать этой власти и не только в ее предельном окончательным выражении. Мы встречаемся с проявлениями власти смерти видя, как умирают другие – знакомые и близкие и можем наблюдать собственное постепенное, но неуклонное физическое изменение, связанное с возрастом и приближением к концу.

Единственная форма бессмертия, с которой мы можем иметь дело – это осмысление смерти как перехода в мир иной и тогда смерть становится событием столь же важным, как и рождение. В контексте юнгианской психологии мы говорим о переходе как о тайне нового этапа индивидуации, который начинается после завершения того, что есть в распоряжении при этой жизни.

Смерть здесь не про обреченность, а про возможность быть человеком, не ставя во главу угла свойственное всем животным стремление выжить. У смерти – перехода есть преимущество. Мы можем подготовиться и принять ее требование относительно подготовленными. Умирают все, но живут по-разному и все зависит от отношения к смерти. Кто-то всю жизнь пытается убежать от смерти и превращает инстинкт самосохранения в мировоззрение выживающего. При этом, сам не замечая того, накапливает в себе мертвое. Кто-то помнит о смерти, в трудные моменты совещается с ней, принимает ее как мудрого наставника, получает от нее подсказки и знает как поступить правильно, какой сделать выбор. Так, признавая бесспорную власть смерти над собой, мы имеем все шансы проживать жизнь более достойную и осмысленную. Ничто так хорошо не помогает этому как осознание смерти.

Мертвое в тени Станции

Испытывая страх смерти, мы накапливаем груз мертвого и начинаем бояться жизни. И если у смерти есть перспектива возрождения, то что с мертвым? Если это кажущееся мертвое, то есть, всего лишь замершее, то необходимо оживление. Так оживает природа весной или что-то замершее в душе и теле.

Многие новые и старые сказки обращаются к теме замирания - промежуточности между жизнью и ожиданием оживления, между человеческим и не вполне человеческим. Такова, например, современная киносказка - ремейк «Почти человек» про японского Пиноккио (реж. Такаси Накамура, 2002). Здесь рассказывается про то, как изобретатель сделал деревянного робота Пальме, чтоб тот ухаживал за больной дочкой. Но девочка умирает, изобретателя убивают, а деревянный человек Пальме, отправляется в долгое путешествие по умирающей планете, надеясь в конце пути стать человеком.

В серии «Моя первая книжка» для детей от 3-х лет изданы истории Барбары Кантини про девочку-зомби Мортину. Ужасно уморительные и страшно захватывающие приключения переведены на 23 языка и стали мировым бестселлером. Истории о том, как не вполне живая девочка хотела стать живой и играть с детьми¹.

Когда уже не ребенку, а взрослому кажется, что жизнь остановилась или кружит на месте, куда-то уходят силы, он не может вступить в любовные отношения, теряется чувственная достоверность происходящего, утрачивается смысл и происходит замирание перед неопределенностью стоит подумать, что возможно где-то в твоем заброшенном замке все еще шевелится, тихо дышит и хочет играть какая-то одинокая зомби-часть, отколотая от души.

Другая история о том, что пока ты боялся жизни и непредсказуемых изменений, что-то уже умерло, то есть, стало окончательно мертвым. В этом случае оно нуждается в захоронении. Возможная проблема здесь в том, что вместо похорон и горевания мы сохраняем - охраняем мертвое в душе, хороним в себе мертвое как будто душа это кладбище. Так в пересечении страх смерти и страха жизни накапливается мертвое, которое мы не боимся потому что не видим, потому что стало привычным, при том, что именно мертвое противоречит живому.

Жизнь и смерть находится в постоянном танце – «жизнь всегда любуется великолепной смертью, смерть всегда отчаянно запоминает жизнь» (Ю.Л. Шевчук). Но мертвое всегда отвратительно для жизни и живое отвратительно для мертвого. Мертвые люди ненавидят живых, а живые люди сторонятся мертвых и мертвого. Отношение живого к мертвому выражается в брезгливости. Даже свое мертвое вызывает отвращение, и мы никогда не засунем себе в рот свои остриженные ногти, волосы или фекалии. Те же чувства вызывало бы мертвое в душе если бы у нас не было психологического иммунитета, позволяющего локализовать и капсулировать мертвые части. Если это не просто фрагменты непрожитого прошлого и мертвого накапливается невыносимо много, то оно начинает конкурировать с живым – пытаться заразить его мертвым, наподобие того как происходит заражение живого тела от привязанного к нему трупа².

Важно понимание как желание выжить и инстинкт самосохранения приводит к накоплению мертвого. Рассмотрим на простом примере:

Когда нет хорошей еды, когда человек не способен отличить полезную еду от вредной, или когда безразличен к себе и своему телу, то в ход идет все что угодно, поглощается мусорная еда и человек ест не до тех пор пока не станет хорошо, а пока не станет плохо. Так на буквальном физическом уровне у тела отнимается живость и накапливается мертвенность. Нечто аналогичное происходит на психологическом уровне, когда человек отравляется чем-то токсическим в эмоциональном межличностном обмене. Если говорить о детстве, то речь идет о насилии, которое ребенок вынужден терпеть и приспосабливаться к нему, чтобы выжить. Его психика действительно формируется очень выживательная, готовая к любым испытаниям. Как говорит горький опыт: «то, что не убивает делает сильнее», но, по правде сказать, не сильнее, а мертвее, менее чувствительнее и приспособленнее к травме! Травматичным является ранний опыт знакомства ребенка с потусторонним миром, когда его убежищем и хорошим местом становится кладбище или «мертвая мать», которая кормит малютку отравленным молоком³.

В фильмах ужасов самым ужасным является ребенок, который начинает вести себя как монстр. Такова установка эго - бояться и дистанцироваться от этой детской части, которая в свою очередь нуждается в принятии. Ей в этом постоянно отказывают, преследуют, пытаются уничтожить и она как Дети леса из «Игры престолов» Джорджа Р. Мартина расторгает договор с людьми и становится невидимой пока нашествие Белых ходоков не принудит к воссоединению⁴.

Тяжелые случаи, похожие на привязанность к мертвецу связаны с предшествующей смертью другого ребенка в раннем возрасте или прерванной беременностью. Эта причина вытесняется из сознания, становится семейной тайной, ей не придают должного внимания, а человек живет так, будто носит на себе мертвое тело умершей сестры или брата. В случаях, ставших почти обыденными мертвенность обусловлена жизнью с мертвым, когда мы не можем похоронить человека и живем с ним, пытаясь оживить мертвое⁵.

Ностальгия, вина за совершенное и несовершенное, стыд, долги и незаконченные отношения привязывают нас к умершим и к мертвому. Оно помещается в закрытые от света и заполненные разлагающимся материалом воспоминаний лакуны души. И здесь нужно задавать себе вопросы: «Твоя это мертвость или чужая, полученная в наследство? Что следует предпринять, похоронить или оживлять, отвязывать или лечить? Если это собственная замершая часть, то она не является чем-то ужасным и ни в коем случае не похожа на труп, привязанный к живому телу. Эта часть ранена и может быть исцелена лишь слезами. Как говорит Ворон из известной сказки: «когда мертвый плачет - это признак того, что он находится на пути к выздоровлению» (Коллоди К. Приключение Пиноккио. – М.: «Эксмо», 1881. - c. 31).

Однажды философа Мераба Мамардашвили спросили:

– С чего начинается человек?

– С плача по умершему, – ответил он.

И речь идет не только про оплакивание кого-то из близких, но и плача по умершим иллюзиям и умершим ожиданиям, которые надо отпустить. Значительная часть психотерапий занимается сегодня оживлением мертвых частей и побуждает увидеть, перестать бояться и принять боль и оживить замершую детскую части. В этой на время ушедшей из мира живых и временно недоступной части может оказаться мощный и нереализованный потенциал жизни. Сознательно мы можем лишь готовить себя к изменению ситуации, накапливать знания, уверенность и силу, но главный трансформационный процесс всегда бессознателен.

Приведем пример от участницы Игры:

«Недавно ездила в родной город, и так сложилось, что в гости ни к кому из родственников кроме матери и сестры не попала, зато посетила три кладбища и всех умерших родственников. Получилось, что в этой поездке умерших родственников по количеству навестила больше, чем живых. А позже приснился сон:

Я с первым мужем в гостях у его друга (в реальной жизни обоих уже нет в живых), и мне предложили попробовать «наркотик» – вещество, которое страшно пробовать, но я согласилась. Эффект был такой – он дает недостающие чувства, сенсорику и недостающую мудрость, достраивает душу до целостности. Приняли его с первым мужем и ощутили все то, что нам не хватало в наших отношениях, чтобы быть гармоничной парой. Потом мне пора было возвращаться домой, и мы договорились встретиться в этом же месте, но в прошлом, когда еще даже не были знакомы. Я отправилась в прошлое – во времена и поскольку наркотик продолжал действовать, я была уверена в себе, ничего не боялась и понимала глубинную суть всего происходящего. Времена как будто на стыке слома советского строя и начала демократии, в реальной жизни мне тогда было лет десять».

Далее во сне разворачиваются травматичные детские переживания, которые в свое время привели к замиранию. В сновидении же все актуализируется, снова становится живым и проживается заново уже более благополучным образом. Тем самым закрываются и переосмысляются детские и подростковые фрустрации. Что же касается «наркотика», то видимо, речь идет о каком-то сильно действующем веществе – агенте, необходимом для расширения эго-сознания. В реальной жизни сновидица попробовала принимать «наркотик» в виде большой кружки теплой воды натощак и после этого чувствовала эффект оживления: «не знаю как насчет чувственности и мудрости, но сенсорика прям включается».

Послание Станции

Текст послания к данной станции будет объемным, как того заслуживает тема. Мы не решаемся взять на себя обязательство написать послание от себя и предоставим слово специалистам: священнику, реаниматологу и психологу, завершившему свой путь индивидуации.

У постели больного. Антоний, митрополит Сурожский

«Подготовка к смерти относится не только к тем, за кем мы ухаживаем в госпиталях или на дому. Она относится к каждому из нас, потому что каждый из нас и все мы поражены общим неизлечимым недугом — смертностью, и чем скорее мы взглянем в лицо этому факту, чем раньше осознаем, что мы все в процессе умирания с того момента, как начинаем жить, тем лучше.

… если вы верующий, вы должны учиться готовиться не к смерти, а к полноте жизни. А если вы действительно неверующий, если действительно думаете, что после смерти ничего нет, тогда вы должны радостно и спокойно готовиться к тому, что наступит момент, когда развяжутся все узелки и вы станете частью этой полной покоя и гармонии, богатой Природы.

Лет десять назад меня позвали в дом, где скончалась глубоко любимая бабушка. Семья была в сборе, за исключением детей. И я спросил, где дети. «О, мы отослали их из дома». «Почему же?» «Ну, не могут же они видеть смерть». Я спросил, почему. «Потому что они знают, что это такое». На меня произвело большое впечатление, что дети лет шести-восьми знают, что такое смерть, и я спросил родителей, что же они знают. «Они недавно нашли в саду крольчонка, растерзанного кошками, так что они знают, что такое смерть». Я сказал: «Неужели вы считаете, что для них будет здоровым воспоминанием на всю жизнь такая картина о смерти? Что каждый раз при виде гроба им будет представляться, что внутри этот невыразимый ужас — полурастерзанное тело любимого человека?» Мы долго спорили, и наконец родители сказали мне: «Ну, если вы готовы взять на себя ответственность, отведите детей к бабушке, но последствия лежат на вас». Я послал за детьми, они несколько растерялись, когда вернулись и узнали, что бабушка тем временем умерла. Я повел их к двери ее комнаты и сказал: «Бабушка умерла». Мальчик спросил: «Что это значит?» Я ответил: «Помните, она так часто говорила, что хотела бы умереть и снова быть вместе с дедушкой. Вот это и произошло. А теперь пойдем посмотрим, как это выглядит». Мы вошли, постояли немного, и затем один из них сказал: «Так это и есть смерть! Как это прекрасно!» Я думаю, что в большинстве своем дети отреагируют именно так.

… Моя мать умерла от рака. Она умирала в течение трех лет, и эти годы мы прожили вместе, она умерла дома; и я могу изложить некоторые выводы, то, чему я тогда научился. Когда обнаружилось, что у нее рак, врач сказал: «Конечно, вы ей ничего не скажете»; и я ответил: «Конечно, я сразу ей скажу». Он сказал: «Тогда вы и отвечайте», и я сказал: «Да, я беру ответственность на себя». Я пошел к ней и все сказал. Из этого я научился вот чему: в тот момент, когда барьер молчания сломлен, можно сообща, вместе встретить тоску, страх и смертную тревогу. Очень часто за эти три года я приходил к матери и говорил: «Мне больно, что ты умираешь», и она прикасалась своей рукой и укрепляла меня. В другое время ей случалось сказать: «Мне страшно, и мне так горестно расставаться с тобой». Тогда я поддерживал ее как мог. В результате ни она, ни я ни в какой момент не были замкнуты, закрыты друг от друга, не должны были в одиночку справляться с тем, с чем справиться в одиночку невозможно.

…Несколько раз она мне говорила: «Я умираю, и мы никогда не были так счастливы». Между нами была правда, была реальность, мы полностью делили все. Я не пытаюсь сказать вам, что это было легко, но это был творческий подход, в этом была глубина, и таким образом мы могли встретить все.

Тут я хотел бы заметить, что мы недооцениваем величие человеческого духа. Мы не ожидаем, что люди, с которыми мы имеем дело, проявят мужество, человечность в полном смысле. Нам часто кажется, что они слишком слабы и неспособны встретить испытания. Это неверно. В людях гораздо больше величия и силы, чем нам представляется, и когда неожиданная трагедия поражает людей, мы так часто видим, что они вырастают в такую веру величия, какой мы и не предполагали в них. Мы должны помнить, что люди способны на величие, на мужество, но не в отрыве от других, не в одиночку, не в тех условиях, которые создаются, когда человек то подвержен страданиям, то погружен в одиночество. Они нуждаются в крепких связях человеческой общности, где каждый готов нести тяготу других. И тот, кто болен, несет, вероятно, тяготу других в большей мере, чем нам представляется, и дает им мужество и глубину

…я говорю: «Видите ли, каждая болезнь — момент, когда прекращается для нас суета жизни, момент, когда мы можем вглядеться в жизнь и разобраться, что в ней временное и недостойное жизни и нас самих; и что в ней есть глубокое, значительное и должно остаться навсегда. Вот займитесь этим». И потом в течение долгого времени мы этим занимаемся, так что постепенно все в человеческой жизни, что ведет к смерти и разрушению как физическому, так и духовному — ненависть и все отрицательные чувства, — постепенно исключается через встречи с теми, кого мы обидели, через прощение тех, кого мы ненавидели, и т. д. Так что в конце концов больной постепенно приводится к состоянию, когда осталась в нем только любовь, сочувствие, участливость и полнота жизни. Разумеется, есть и остатки слабости, несовершенства, но перевешивает все жизнь. Я видел, как это совершалось, во время работы в госпиталях, на войне, и за все годы с тех пор. Мы должны готовить людей к тому, чтобы они осознали, что смерть не означает просто потерю жизни, совлечение земной жизни, но облечение в вечность. Конечно, не с каждым можно так разговаривать, но несомненно можно сделать гораздо больше, чем мы делаем.

Любите все, ибо все сейчас пройдет! Реаниматолог Петерис Клява

«Страшит людей неизвестность и необратимость случившегося. Я работаю в детской реанимации, вижу сотни детских смертей. И замечаю, что у родителей, теряющих ребенка, очень редко возникает вопрос: «Что есть смерть?» Они думают только о том, что «больше никогда», страдают, устраивают похороны, ходят на кладбище и много лет смотрят на фотографии. Горе утраты велико. Но у тех, кто задается вопросом «что такое смерть» и ищет на него ответ, острота страдания отступает, потому что человек начинает постигать: смерти нет. Есть переход в другую форму существования, слияние с тем белым светом, который видит каждый, кто переживал клиническую смерть.

Многие мудрецы это знают. Эйнштейн, когда его близкий друг в Цюрихе умер, записал в своем дневнике: «Смерть для нас, физиков, ничего не значит. Ты ушел первым, я уйду за тобою. Прошлое, настоящее и будущее — это навязчивая иллюзия». Дети иногда интуитивно это чувствуют. Восьмилетняя девочка, которую я лечил... не важно от чего, так вот она говорила родителям незадолго до своего ухода поразительные слова: «Мама и папа, вы должны понять, вы только не пугайтесь: нас — нет! Когда Бог думает сам о себе, мы показываемся в его уме». Девочка и Эйнштейн говорили об одном и том же: наше материальное существование в этом мире является великой иллюзией, а смерть — переходом.

Уровень ответа на вопрос «что такое смерть» бывает разный. Столь сложное знание надо объяснять так, чтобы люди, стоящие на разных ступенях развития, поняли доступную для них часть информации и чтобы это понимание принесло им утешение. Первый уровень — человек понес утрату, согласно законам своей религии, признал, что умерший попал в рай или ад, быстро закопал или сжег покойника, помолился, избавился от воспоминаний и стал делать новых детей. Это нормальный процесс, поддерживающий численность населения, человеческую биомассу. Кстати, в понятии «биомасса» нет ничего плохого — из нее произрастает все хорошее и ценное. Религиозный институт полезен — он помогает тем, кто остался в живых, пережить горе, тем, кто ушел, — совершить переход.

На более высокой ступени развития, когда голова не занята сплошными страданиями или непоколебимыми религиозными убеждениями, когда в ней достаточно свободного места для восприятия нового, человек осознает, что смерть — это просто освобождение от тела и переход в другое измерение. Причем измерений может быть много, и они не являются ни раем, ни адом.

А кроме обычной мудрости есть еще и запредельная — для избранных.

Так получилось, что сейчас физики-теоретики ближе к пониманию этих вопросов, чем духовные деятели. … В США Далай-лама каждый год встречается с самыми продвинутыми учеными — приглашает семьдесят-восемьдесят нейрофизиологов, генетиков, квантовых физиков, математиков и в форме свободной дискуссии обсуждает с ними вопросы, что такое сознание, жизнь и что находится за ее пределом.

Белый Свет смерти, который мы все рано или поздно увидим, является реликтовой энергией Вселенной, которая существовала до всего. Понятие общее и для квантовой физики, и для всех религиозных учений, включая христианство. И ученые, и религиозные деятели хором говорят: свет — это основа всего, это чистая энергия, которая неким образом превратилась в материальный мир. Она — во всем. И в нас — тоже.

Я никогда не говорю умирающим детям, что они умрут. И никогда никого не обманываю обещанием продолжения этой жизни. Я стараюсь очень коротко посвятить ребенка в истину: «Смерти нет. Ты уходишь из тела и переходишь в другое состояние». И ребенок получает от меня подтверждение своему ощущению того, что он будет существовать и дальше, но только по-другому.

Профессор Стюарт Хаммерофф, анестезиолог и психолог из Университета Аризоны, и его коллега из Оксфорда сэр Роджер Пенроуз создали квантовую теорию сознания. Они считают, что человеческий мозг — это квантовый компьютер, сознание — его программное обеспечение, поступающее извне, из Вселенной, а душа — информация, накопленная на квантовом уровне. Подобная точка зрения высказывалась давно, но ученые подвели под нее вполне научную базу: носители сознания, то есть информации — это расположенные внутри нейронов миллиарды белковых микротрубочек (microtubules), которым раньше отводили скромную роль арматуры и транспортных внутриклеточных каналов. Квантовая информация в них накапливается и не может быть уничтожена даже после смерти тела. После того как тело погибает, она сливается со Вселенной. И существует бесконечно долго. Профессор Стюарт

Хаммерофф называет эту информацию «душой».

В человеческой жизни бывают случаи, забыть которые невозможно, рассказывать про которые — неловко. С ними обычно сталкиваются врачи, летчики и космонавты: «Видел необъяснимое, но никому про него не поведаю, а то назовут сумасшедшим или наркоманом, снимут с работы, с дежурств и полетов».

Более двадцати лет назад, когда я только начинал работать реаниматологом, в Даугавпилсе в одной из квартир взорвался газовый баллон. Мама сразу погибла, сын получил ожоги 90 % тела. Мальчика привезли в реанимацию. Спасти человека с такими обширными ожогами невозможно даже теперь. Мальчик был обречен. Я шел по коридору, собирался зайти к нему в палату — первую направо. Передо мной к нему зашла сестричка, в белом халате, с длинными распущенными волосами. Я подумал: «Интересно, что это за новая сестричка сегодня дежурит?» Через пять секунд вошел вслед за нею в палату. А в палате никого нет, кроме пациента. Но я же ясно видел молодую женщину в таком странном свободном халате почти до пола! Вдруг монитор показал быстрое ухудшение состояния больного: его сердце билось все медленнее. Я начал реанимацию, но мальчик умер. И у меня нет иного объяснения появлению женщины в белом, кроме одного: это мама мальчика пришла, чтобы помочь ему выйти из тела.

Душа и смерть. К.Г. Юнг

«Я не берусь утверждать, будто непременно надо поверить, что смерть есть второе рождение и путь к загробной жизни. Но позволю себе напомнить, что существуют традиционные представления о смерти, недвусмысленно сформулированные всеми великими мировыми религиями. Мало того, можно считать, что большинство этих религий — не что иное, как сложные системы подготовки к смерти, и это подтверждает мою парадоксальную формулу: жизнь есть подготовка к последней цели, к смерти. Согласно самым крупным современным религиям, христианству и буддизму, смысл земного существования полностью раскрывается в конце жизни.

За годы довольно продолжительной практики мне не раз приходилось наблюдать бессознательную душевную деятельность пациентов вплоть до самой их смерти. Как правило, близкий конец бывает отмечен символами нового рождения, которые сопровождают переходные состояния и в обычной жизни: переезды, путешествия и т. д. Я не раз отмечал признаки приближающейся смерти в длившихся иногда больше года сериях сновидений — даже когда внешняя ситуация не давала повода для подобных предположений.

О своем опыте клинической смерти. Мне привиделось, будто я оказался высоко в небе. Далеко внизу сиял, освещенный дивным голубым светом, земной шар. Я узнавал материки, окруженные синим пространством океана, у ног моих лежал Цейлон, впереди - Индия. В поле зрения попадала не вся Земля, но ее шаровидная форма отчетливо вырисовывалась, а серебристые контуры блестели сквозь этот чудесный голубой свет. Во многих местах шар выглядел пестрым или темно-зеленым, как оксидированное серебро. Слева широкой полосой протянулась красно-желтая Аравийская пустыня, возникало впечатление, будто серебро приобретает там золотисто-красный оттенок. Еще дальше я видел Красное море, а далеко-далеко сзади, "в крайнем левом углу", смог различить краешек Средиземного моря. Мой взгляд был устремлен главным образом туда, остальное просматривалось неотчетливо. Я видел контуры снежных вершин Гималаев, но их скрывал туман. "Вправо" я почему-то не смотрел вовсе. Я знал, что собираюсь улететь куда-то далеко от земли.

Уже потом мне стало известно, как высоко нужно подняться, чтобы видеть такое огромное пространство, - на полуторатысячеметровую высоту! Вид земли оттуда - самое потрясающее и волшебное зрелище из всех, какие я когда-либо видел.

Но через некоторое время я отвернулся, оказавшись спиной к Индийскому океану и лицом к северу. Но потом выяснилось, что я повернулся к югу. В поле моего зрения появилось что-то новое. В некотором отдалении я увидел огромный темный камень, похоже, метеорит размером с дом, а может, и больше.

… Когда я подошел к ступенькам, то испытал странное чувство, что все происходившее со мной прежде - все это сброшено. Все, что я намечал сделать, чего желал и о чем думал, - вся эта фантасмагория земного существования вдруг спала или была сорвана, и это было очень больно. Но что-то все же осталось: все, что я когда-либо пережил или сделал, все, что со мною случалось, - это осталось при мне. Иными словами мое оставалось со мной. Оставалось то, что меня составляло, - моя история, и я чувствовал, что это и есть я. Этот опыт принес мне ощущение крайнего ничтожества и одновременно великой полноты. Не было более ни нужд, ни желаний - ведь я уже прожил все то, чем был. Поначалу мне показалось, будто во мне что-то уничтожили, что-то отняли. Но позже это ощущение исчезло, прошло бесследно. Я не жалел об отнятом, наоборот - со мною было все, что меня составляло, и ничего другого у меня быть не могло.

Но мне не давало покоя другое впечатление: когда я приблизился к храму, у меня появилась уверенность, что я сейчас войду в освещенную комнату и увижу там всех людей, с которыми действительно связан. И тогда я наконец пойму, - в этом я тоже был убежден, - что собой представляю, каков мой исторический контекст. Я смогу узнать, что было до меня, зачем явился я и что это за общий поток, в который влилась и моя жизнь. Она мне часто казалась историей без начала и конца, я в ней был каким-то фрагментом, отрывком текста, которому ничего не предшествовало и за которым ничто не последует. Мою жизнь словно вырвали из единой цепи, и все мои вопросы остались без ответа. Почему это произошло? Почему у меня возникли именно эти мысли, а не другие? Что я сделал с ними? Что из всего этого следует? Мной овладела уверенность, что я все узнаю, как только войду в каменный храм, - узнаю, почему все сложилось так, а не иначе. Я найду там людей, которые знают ответ, - знают о том, что было прежде и что будет потом.

От моих размышлений меня отвлекло неожиданное видение. Снизу, оттуда, где была Европа, явился вдруг некий образ. Это был мой доктор, вернее, его лик в золотистом нимбе - словно в лавровом венке. Я его мгновенно узнал: "А, это же мой доктор, тот, что меня лечил. Только теперь принял облик василевса - царя Коса. Привычный мне образ был лишь временной оболочкой, теперь же предстал таким, каким был изначально".

Вероятно, я тоже пребывал в своем изначальном облике, - хотя и не мог видеть себя со стороны. Насчет того, что так оно и есть, у меня никаких сомнений не было. Когда он возник передо мной, между нами произошел безмолвный разговор. Мой доктор был послан с Земли с некой вестью: это был протест против моего ухода. Я не имел права покидать землю и обязан был вернуться. Как только я осознал это, видение исчезло.

...Меня мучительно раздражало все вокруг - грубое, материальное тяжеловесное, повсюду заключенное в тесные рамки. Я не мог понять сути и назначения этих ограничений, но в них присутствовала какая-то гипнотическая сила, заставлявшая верить, что это и есть мир действительный - вот это ничтожество! И хоть в чем-то главном моя вера в мир была восстановлена, мне уже больше не удалось избавиться от ощущения, что эта "жизнь" - лишь некий фрагмент бытия, специально для меня определенный в трехмерной, словно наспех сколоченный ящик, вселенной. Но после болезни я приобрел и новое качество. Его я назвал бы утвердительным отношением к бытию, безусловным "да" по отношению ко всему, что есть, без каких бы то ни было субъективных протестов. Условия существования я принимал такими, какими видел и понимал их, себя самого я тоже принимал таким, каким мне суждено быть. В начале болезни мне казалось, что в моих отношениях с этим миром не все благополучно и что ответственность за это в некоторой степени лежит на мне. Но каждый, кто выбрал такой путь, живет, неизбежно делая ошибки. От ошибок и опасностей не застрахован никто. Можно полагаться на какой-то путь, посчитав его надежным, и этот путь окажется путем смерти. На нем не произойдет ничего. По-настоящему - ничего! Надежный и проверенный путь - это путь только к смерти».

---

1. «В заброшенном замке было полно призраков, но Мортина их не боялась. Чего боятся? Ведь это все родня!» (Кантини Б. Мортина и нежданный гость: страшно захватывающая история. – М: РОССМЭН, 2019. – С. 26). «Мортина была девочка необычная. Хотя сама она не считала себя странной. Ну да, кожа у нее не розовая, как у всех девочек, а почти бела – с легким серовато-зеленым налетом. Да, глаза совсем круглые навыкате, и под ними – темные фиолетовые круги. Ну и что? Разве плохой цвет – фиолетовый? Вообще-то он теперь в моде… Жила Мортина в Заброшенном замке вместе с тетей Усоплой… Еще с ними жил верный друг Мортины – песик из породы левреток по кличке Понур (живой или мертвый – это трудно сказать)… Да! Но больше всего на свете Мортине хотелось играть с детьми из ближайшей деревни» (Кантини Б. Мортина. Как найти друзей: ужасно уморительная история. – М: РОССМЭН, 2019. – С. 3, 5).

2. Тысячу лет до нашей эры на территории нынешней Италии практиковали следующую изощренную пытку: живого человека и мертвеца привязывали друг к другу лицом к лицу, рот ко рту, конечность к конечности и прикованного к разлагающемуся трупу оставляли гнить. После того, как разница поверхностей живого и мертвого тела начинала исчезать, их разъединяли. Предполагалось, что связь с трупом наполняет человека смертью изнутри, а видимым подтверждением этого был некроз поверхностных тканей (Brunschwig, 1963, с. 171). Исторический за описанной пыткой закрепилась эмблема Nupta Contagioso с изображением женщины, привязанной к больному сифилисом. Nupta Contagioso или Nupta Cadavera буквально означает брак с больными или с «мертвой невестой» (Negarestani, 2008, с. 130 ).

3. «Вот в самую полночь слышит она: кто-то отворил потихоньку двери и подошел к люльке; ребенок затих, как будто грудь сосет. На другую ночь и на третью опять то же. Стала она говорить про то мужику; он собрал своих сродственников и стал совет держать. Вот и придумали: не поспать одну ночь да подсмотреть: кто это ходит да ребенка кормит? С вечера улеглись все на полу, в головах у себя поставили зажженную свечу и покрыли ее глиняным горшком. В полночь отворилась в избу дверь, кто-то подошел к люльке — и ребенок затих. В это время один из сродственников вдруг открыл свечу — смотрят: покойная мать в том самом платье, в каком ее схоронили, стоит на коленях, наклонясь к люльке, и кормит ребенка мертвой грудью. Только осветилась изба — она тотчас поднялась, печально взглянула на своего малютку и тихо ушла, не говоря никому ни единого слова. Все, кто ее видел, превратились в камень, а малютку нашли мертвым» (Афанасьев А.Н. Народные русские сказки: В 3 т. – М.: Директ-Медиа, 2014. – С. 88-89).

4. Дети Леса у Дж.Р. Мартина считаются самыми первыми жителями земли, сравнимыми с эльфами. Они волшебный народец и смертные духи природы, которые после смерти становятся частью деревьев и продолжают существовать как часть леса. Дети Леса поклонялись старым богам Природы и всегда были мирными. Так продолжалось тысячи лет, пока не пришли люди. Они заселяли землю, создавали дороги, фермы и деревни, а также медленно мигрировали на север пока не встретили Детей Леса. Дети приветствовали вновь прибывших, «в надежде, что земли достаточно для всех», но люди вырубали леса… и началась война. Дети Леса были ограничены в средствах, имея в распоряжении только кости, дерево, камни и обсидиан. Согласно легенде, они были в состоянии призвать зверей, которые боролись от их имени: дикие волки, снежные медведи, пещерные львы, орлы, мамонты, и змеи. Однако этого было не достаточно и в отчаянии Дети Леса обратились к темному колдовству и чтобы остановить захватчиков создали Белого Ходока. Тот же создал армию мертвых и только тогда осознав угрозу, нависшую над всеми живыми Дети Леса и люди поняли, что нуждаются друг в друге.

5. «...и хотя был я еще мал, но все же смог понять, что если мне кто-то очень доpог и он yже yмеp, то ничего не остается, как только самомy yмеpеть вслед за ним или каким-нибyдь обpазом веpнyть его из небытия. Я еще не дyмал тогда о том, что, если все люди yмиpают один за дpyгим - в этой беспpеpывной бесконечной цепи или очеpеди нет особенных, избpанных, котоpые имели бы дyховное пpаво безмеpно оплакивать yмеpших, - великая скоpбь по ним, таким обpазом, оказывается стpанным, ошибочным, чисто человеческим свойством, пpотивоpечащим пpиpоде вещей. Hо этой ошибке подвеpжены все сеpдца живyщих на земле людей, они кpовно, до безyмия пpивязываются к томy, что все pавно станет пpичиной скоpби и yтpаты... (Ким А. Белка. – М.: «Эксмо», 1984. - С. 19).

Кино:

Небо над Берлином (1987).
Пятеро, что ждут тебя на небесах / Куда приводят сны (2004).
Древо жизни (2010).
Меланхолия (2011).
Топи (2021) - сериал.

---

Материалы к Станции на форуме.