Зло, вина и ответственность: От коллективного к личному

(Представлено на Вебинаре 3 декабря 2022 г. в рамках проекта Ю.В. Власовой "Психологическое расследование")

Темы зла, вины и ответственности рассматривались ранее в одном ряду с другими темами психологии. Несмотря на их значимость они не были актуализированы как определяющие наше время, но потом наступило 24 февраля, погружение в непривычное и полная расстерянность. Отрицание при виде разрушений Киева российскими ракетами работало на полных оборотах и звучало только одно — «этого не может быть!». Сознание отчаянно сопротивлялось этой реальности.

Первой проступила тема зла.

Когда коллега прислала видео с Бучи и написала, что пешком с ребенком, рюкзачками и котом они вышли из этого ада, я не сдержал слез. Очень удивил соседа, который в этот момент позвонил в дверь, чтобы попросить дрель. Плакал и матерился, чувствуя нарастающую ненависть к тем, кто совершил все это. А несколько позже со всей очевидностью пришло понимание, что и во мне есть частица этого Зла, захватившего тех в Буче. От этого стало по-настоящему страшно и этот страх не был связан с какой-то внешней угрозой.

Те, кто потом говорили о гордости своей русскостью, о том насколько коварен Запад, психологи, инициирующие духоподъемные конференции про наше русское (!) на фоне потока крови вызывали крайнее раздражение и неприятие. Я в свою очередь был назван нациком и это прилетело от моего пожилого учителя. В ответ, я заблокировал его аккаунт в FB, чтобы не читать про радостные ожидания того, как наши войдут в Одессу и "скоро все будет хорошо". Не мог видеть, как какое-то адское существо пожирает душу когда-то близкого, уважаемого и интеллигентного человека.

Так в регрессивной динамике прокрутилась тема Зла и на это ушло два-три месяца.

Сложнее оказалось с виной и ответственностью. Интерес к этой теме стал определенным позже и, как оказалось, не только для меня. Вина и ответственность стали широко обсуждаться в информационном поле с самых разных позиций. За эти месяцы многие люди проходили свой путь трансформации или включали психологические защиты, не используемые в других условиях. Про этот новый /старый мир мы знали по книгам, историческим фильмам и детским сказкам, но не готовы были встретиться с ним.

Отрубленные головы на столбах, на пнях, скальпы, черепа, доставленные в мешках на телеге победоносными войсками их лидеру. Кали с ожерельем из голов танцует на погребальном костре; Голгофа - место черепов. Отрубленная голова как memento mori, предупреждение о том, что может сделать война, что она делает. Долго после того, как деяния совершены, смотрящие головы порождают воспоминания и повторения, являя нам такие же грехи нерожденных поколений, как говорит Библия (Хиллман Дж. Ужасающая любовь к войне, с. 59).

Никто не обладал достаточным иммунитетом против внедрения войны в сознание и регрессивные реакции стали обычным делом независимо от профессий и компетенций конкретных людей. Отсутствие личного опыта проживания кризиса и столкновения с массовой гибелью людей откатывало психику к базовым настройкам и на этом пограничном уровне обнаружилось насколько сильно мы отличаемся друг от друга. Прежде всего в этических установках.

В стране, развязавшей войну не было какого-то специального тренинга, который помог бы иметь дело с обвинениями и проживанием вины, а защитные реакции лишь показывали, как мы справлялись с травматичным опытом раньше. Чаще всего каким-то по-своему эффективным, но неудовлетворительным способом.

Мы все еще в этом процессе и, представляется, что сейчас как никогда важны вопросы этики, этической позиции и этического выбора. Не в том смысле, по каким правилам жить и адаптироваться, а кто я как таковой в кризисном существовании и ситуации выбора между Добром и Злом.

Этика известна не только как "общая ценностная основа и движущая сила философии" (А.А. Гусейнов), но и как основа психологии. В кризисной психологии — это то, что остается от человека после того как отшелушивается нормативная «социальная этика» (Платон) — все то, чему мог научиться и за что получал пятерки от учителей.

Для психологов этика — это почва, из которой вырастает все, что необходимо для работы, ориентированной на индивидуальность — профессиональная этика, аналитическая позиция, эмпатия, ценности, желание блага для другого. Это вопросы о том, насколько я заинтересован в другом человеке, ответственен ли за Зло, причиняемое другим от моего лица, чувствую ли вину за то, что другому плохо, что делаю, чтобы поддержать его и облегчить боль?

Попытка спрятаться от этического выбора равноценно поиску убежища в башне профессиональной идентичности, как будто аналитическая позиция и нейтральность, предоставляемая клиенту и демонстрируемая коллегам и есть твое подлинное я.

Было бы нелепо, если бы актеры ходили по улице в сценических костюмах и на обычные вопросы отвечали репликами из спектакля, а хирурги приходили в магазин прямо из операционной, не снимая перчаток. Столь же странно выглядят и психологи, забывая снять свое профессиональное облачение и подменяя этический выбор профессиональными установками, место которым на терапевтических сессиях. Этика — это способность быть прежде всего человеком среди других таких же, а не пустотность, скрывающаяся за словами о нейтральности.

Невыбор стороны сам по себе стал высказыванием... если раньше человек молчащий был для тебя в некотором роде закрытой книгой..., то сегодня молчание не прикрывает тебя, как невидимое платье не прикрывало голого короля и за молчанием каждого не загадка, а нагота. Молчи не молчи, но как-то так сложилось, что ты про каждого все равно понимаешь. Как будто подул такой ветер, что все книги открылись на оглавлениях (А. Захарян).

В сферу текущего этического выбора представляется важным включить предпочтения в выборе источников информации и, соответственно того хода мыслей, к которому человек себя приучает. Этика определяет, что человеку противно, а что привлекательно, чем наполняет себя человек, что он читает и кого слушает в поиске нравственных ориентиров, что он выберет для себя в информационном пространстве как заслуживающее доверия и что отвергнет как лукавое и лживое.

Этике — это последний оплот человеческого и до тех пор пока мы сохраняем этическую позицию, способность оставаться наедине со своей совестью — «босым перед вечностью» (Ю. Кукин) или теперь перед лицом Зла, видя его в зеркале, мы остаемся людьми.

Коллективное и индивидуальное

Сторона, начинающая войну преследует цели захвата территории, ресурсов, богатства, пленников - рабов и это на внешнем плане. А на внутреннем война является производным от состояния ресентимента, паранойи и агрессии. Она является прямым выражением коллективного сознания страны агрессора и расщепленности этого сознания, растаскиваемого архетипическими энергиями. В этом смысле мы можем говорить, что война является предметом психологического исследования феноменов коллективного и индивидуального сознания. Также, конечно же, надо сказать, что за экономическим и территориальным планом войны всегда присутствуют мифологические причины. Любая война, включая и эту есть война мифов.

Чтобы понять почему расщепление и зло в виде войны сопутствует человеческой истории и почему войны свойственны только человеческой популяции стоит вспомнить, что мы живем не только на какой-то территории, но и в мифологической реальности. За всю нашу историю было создано множество таких реальностей.

Как было замечено:

«Люди – уже почти как боги: самостоятельно изобретают бОльшую часть той эмоциональной и социальной реальности, в которой потом и живут. Нет в мозге специфических эволюционно запрограммированных рефлекторных цепей для древних и универсальных базовых эмоции (страха, ярости, счастья, печали и т. д.), возникших в результате эволюционных приспособлений... Многие эмоции, которые мы считали универсальными, оказываются разными в разных культурах. <...> Единственно что человеку требуется для создания своей реальности – включиться в социо-когнитивную сеть, подключающую его индивидуальный мозг к коллективному мозгу носителей культуры, создающих и увековечивающих её» (Д. Боунд).

Словосочетание «коллективный мозг» можно без потери смысла заменить на нейросеть, родовую душу, коллективные представления, но важно понимать, что все получаемое на выходе — все созданные людьми коллективные реальности являются договорными. Остается лишь удивляться как вообще большим группам людей удавалось договариваться и создавать что-то общее?

Одно из объяснений биологическое — мы самые дружелюбные, альтруистические и терпимые гоминиды. Благодаря этому мы собственно и стали людьми. Но в этом преимуществе кроется и человеческая слабость — создавая племена, сообщества и нации мы становились тотально зависимыми от коллективного и всегда есть вероятность, что уровень индивидуального сознания окажется ниже того, что задано коллективным.

<...>личная [душа] вырастает из коллективной души и тесно связана с ней. Поэтому трудно сказать, какие именно содержания можно назвать личными, а какие — коллективными. Несомненно, что те архаические символы, например, те, что встречаются в фантазиях и сновидениях, являются коллективными моментами. Все основные инстинкты и основные формы мышления и чувствования коллективны. Все, что люди единодушно считают универсальным, — коллективно, равно как и все то, что всеми одинаково понимается, распознается, говорится и делается. При более близком исследовании всегда удивляешься, как много в нашей так называемой индивидуальной психологии подлинно коллективного. Действительно, его так много, что индивидуальные черты полностью затеняются коллективными (Юнг К.Г. Отношения между эго и бессознательным).

Иначе не бывает поскольку вечные архетипические мотивы реализуются в групповом социальном и через социальное опосредование передаются индивиду. Кому-то удается встроить архетипическое и коллективное в личные параметры ассимилируя и наполнившись энергией для прохождения своего пути, а кто-то остается лишь продолжением своей семьи, рода и нации. Когда индивидуальное не получает развития, мы остаемся внутри системы, предопределенной семейным, родовым и национальным. Чьих будешь? Маминым, папиным, русским, еврейским, советским и пр.

Вместе со способностью к коллаборации между своими, лояльностью к семье и членам своей группы у нас появилась установка защищаться от чужаков. Эта особенность в человеческом обществе приобретает силу патриотического чувства, превосходящего интернациональные и общечеловеческие связи. Возраст идеального солдата 18-25 лет. Поэтому пока молод, неразумен и легко управляем отдай долг Родине, родителям, потом выделись из массы себе подобных, стань личностью и уже после, если доживешь, думай про общечеловеческие ценности. Обычно это так.

В защите своих мы превосходим всех других животных по уровню жестокости. Мы «не бросаем своих», но чужих не только бросаем, но и способны беспощадно уничтожать.

Расщепление в коллективном сознании

Психоаналитическая теория объектных отношений описывает вертикальное и горизонтальное расщепление и это же мы видим в коллективной психике.

Вертикальное расщепление

Такое «безопасное» расщепление наблюдается когда религии и церкви объединяют своих последователей и прихожан, противопоставляя их людям других конфессий, но не призывают к разрушению их храмов. Такое расщепление присутствует даже внутри одной религии — православные, католики, протестанты. Есть свое внутреннее расщепление у православных, так например Русская православная церковь и Православная церковь Украины. При этом есть и тенденции к объединению — т.н. bridging / bonding dilemma (дилемма наведения мостов / укрепления связей).

Так сосуществуют не только религиозные, но и светские сообщества. Вертикальное расщепление есть свойство любого коллективного, не только религиозного сознания. Так же работают политические идеологии всяческих сообществ. Вертикальное расщепление спокойно присутствует между человеческими группами и государствами, которые сосуществуют друг с другом, разделившись границами. От войны между государствами удерживает дипломатия, международные договоры, уважение к чужим границам. А от агрессии в отношениях между людьми одного государства, прежде всего на Западе, удерживает толерантность к другому языку, цвету кожи, традициям.

Но продолжим на примере религий. До до тех пор пока есть терпимость и уважение к чужому вероисповеданию, пока признается, что чужие мифы, также как и наши, полагают связь между человеком и священным, пока мы видим, что их мифы как и наши наполнены символическим, мы воспринимаем других людей подобными себе — несовершенными и ищущими. Их религии могут быть не вполне понятными, но и не враждебными. Вертикальное расщепление не ведет к религиозным войнам, определяет наличие инаковости, но не провоцирует жестокости.

Горизонтальное дьявольское расщепление

Иная картина появляется при горизонтальном расщеплении с разделением верха и низа. Если чужая религия обесценивается, объявляется религией неверных, а их богам отказывают в нуминозности или они объявляются дьявольскими, то это опасный признак горизонтального расщепления. Деструктивна захваченность не просто коллективным, а коллективным горизонтальным расщеплением, когда другие объявляются язычниками, поклоняющимися Дьяволу и этого достаточно, чтобы внести в отношения дьявольский раздор. После этого можно начать с ними войну до полного уничтожения без каких-либо моральных проблем. Сомнения исчезают, они враги и хотят убить нас, а мы, соответственно должны убивать их.

Говорят, что человек может быть жестоким и коварным как хищный зверь, но это всего лишь фигура речи, используемая для расчеловечивания и себя и другого. Один из ветеранов чеченской и украинской войн, приехавший на побывку и будучи крепко пьяным, клацал зубами, показывал какие они крепкие и говорил, что он волк. Это животное есть в каждом, но волки не подвержены расщеплениям. Животное имеет свой запах, но лишь человек пахнет "человечьим духом" и здесь мы вновь говорим про духовное архетипическое измерение.

Низменное есть в каждом, архетип Духа предполагает амбиваленность, но вопрос лишь в том спроецируется ли это внеличностное и теневое на другого, достигнет ли обыденная проекция архетипического масштаба и будет ли человек "потворствовать своим дьявольским страстям" (М., Стайн, Юнговская карта души, с. 117). 

Определяющим для Зла является не животная, а духовная составляющая, не дикость, а соблазнение, ложь, имитация и дьявольское коварство. Дьявол проявляется в голосе, убеждающем, что злонамеренность принадлежит другому.

700 лет назад, чтобы указать место Дьявола Данте создал архитектонику Ада и поместил Зло в 9-м круге. Встречу с ним предваряет 8-й круг с т.н. адскими щелями лжи, ложь 8-го круга легитимизирует насилие и жестокость 7-го круга и так до самого предверия Ада, где толпятся «ничтожные души», которые ни с Богом, ни с Дьяволом. В то время как грехопадение идет сверху вниз, Дьявол вылазит наружу снизу вверх. Сегодня его голос ежедневно без выходных звучит из телевизора на аудиторию в десятки миллионов человек и так работает современное дьявольское оружие самого массового поражения.

Горизонтальное расщепление коллективного сознания связано с временем и являет собой распад времен. Если вытеснение и сгущение тени идет из поколения в поколение на протяжении тысячелетий, то в коллективной тени накапливается колоссальная внеличностная энергия и огромный разрушительный потенциал. Когда теряется общий архетипической фон и связь с общими коллективными сновидениями происходит фрагментация реальности — расщепление старых и новых мифов, старых и новых богов, при этом боги отживших архаичных культур уходят в тень и приобретают инфернальный характер.

На сцене появляется фигура Абсолютного Зла: Хозяин Нижнего мира, Князь Ада, Князь мира сего, Дьявол, Антихрист, Мефистофель, Черт, Сатана, Левиафан, обезьяна Бога, Змей, Дракон, Отец Лжи, Лукавый, Враг, Нечистый... — таков неполный перечень имен, известный лишь из европейской культуры.

В монотеистических религиях в образе Дьявола (от греч. diabolos) оформляется архетип Зла, персонифицируется «клеветник» и «противоречащий» Богу — тот, кто клевещет и оговаривает, чтобы разъединять, отделяя своих от чужаков. К грекам имя Зла пришло от зороастрийцев, рассматривавших в качестве злого начала индусских дэв, а «зло» (evil) путём удвоения превратилось в D'Evil. Дьявол, diabolos, diable, diavolo, Teufel предстает тем, кто удваивает разделяя.

Он не только удваивает и разделяет высокое и низкое, но и доводит это разделение до несовместимости и невоссоединимости. Дьявол разъединитель и раздвоитель выступает не только как противник Бога, но и как враг всему символическому в том смысле, что символ symbolon (греч. «опознавательный знак») является половинкой монеты указывает связь с другом или любимым, а в высшем смысле на то, что соединяет Дух и Материю, способствует одухотворению материи, материализации духа и появлению души в человеке.

Вертикальное расщепление является обычным состоянием психики младенца и его принято рассматривать как процесс, играющий важную роль в организации психической жизни. Но если развитие осложняется насилием и травмой, то появляется и это потенциально дьявольское горизонтальное расщепление. Поскольку детей, выросших в условиях коллективной травмы всегда было предостаточно, мы говорим о банальности зла, о привычном и обыденном насилии взрослых, о жестокости, проявляющейся уже в детском и подростковом возрасте и о целых народах, для которых насилие и убийства стали легитимными. Горизонтальное расщепление проходит по семьям и детско-родительским отношениям и это не просто обычный конфликт поколений, а совершенно безумное принесение в жертву своих детей согласием отправить их на фронт в текущей войне.

Итак: Горизонтальное расщепление коллективной психики символизируется фигурой Дьявола Дьявольское расщепление проявляется в результате социальных катаклизмов и коллективных травм. Есть целые страны, которые таким образом отданы на откуп Дьяволу. Факторы передачи Зла имеют коллективную природу, архетипическое опосредуется социальным и дьявольское зачастую встроено в государственную идеологию. Зло обладает высокой контагиозностью и при встрече с индивидуальной психикой способно подчинять и необратимо перестраивать ее, так что, целые поколения не видят другой возможности существования, кроме как в адских условиях.

От индивида требуется развитый иммунитет, чтобы заражение Злом обошло стороной, а если даже и случилось, то было временным. Все это как на модели представлено в России, но, конечно, имеет отношение не только к российской действительности.

Когда современный юнгинаский аналитик Томас Мур говорит, что «наш мир психологически непригоден для жизни» (доклад на XXVIII конференция МААП "Исцеление души. Мир юнгианской психотерапии" 21-23.10.2022 г.), можно лишь добавить, что для жизни, в которой коллективное превалирует над индивидуальным. Захваченность человека коллективным всегда ведет к расщеплению поскольку мы как человечество, находимся на том этапе развития, когда в коллективном поле, за исключением редких оазисов, превалирует горизонтальное расщепление в виде социального неравенства, тоталитарных режимов и нетерпимости к чужой вере.

До того как эволюционируют большие общности профилактикой расщепления и распространения Зла может быть развитие индивидуальной психики, способность сохранять дистанцию от коллективных представлений и что-то вроде психологического локддауна. Он необходим пока нет доступа к коллективным "лекарствам" от Зла в виде первенства общечеловеческих ценностей над национальными, свободы вероисповедания, гражданских прав, приоритета личных интересов над государственными, верховенства международного права над национальным, инструментов денацификации, сменяемости власти и пр.

Надо понимать, что перечисленное не является перечнем экспортируемых "лекарств" или результатом работы фантастических прогрессоров от братьев Стругацких. Это качество коллективного иммунитета против Зла, которое появляется в процессе эволюции и трансформации коллективной психики того или иного сообщества. При этом Зло, как темный двойник Света сохраниться, так как его местообитание в индивидуальном и коллективном бессознательном предопределено структурой психического. Речь лишь о том, чтобы горизонтальное расщепление не затягивало в бездну народы и страны.

По крайне мере мы можем знать о возможности и предвестниках массовых социальных потрясений. Когда Зло пытается завладеть коллективным сознанием и каждой индивидуальной психикой , то посредством своих проводников и персонификаций оно сводит на нет сформированные историей и культурой способы совладания с ним.

А если все же случается, что то или иное сообщество оказывается захваченным Злом, то остаются последние рубежи защиты - способность проживать вину и ответственность.

Проблемы побежденных и победителей

Как указывал Гераклит: «Война есть отец всего. Она сделала одних богами, других людьми, одних рабами, других свободными». Можно прочесть это как то, что война создает историю человечества и порождает новые коллективные реальности. Она же определяет место того или иного человека, той или иной группы в этой реальности.

Удивительно и страшно насколько значимую роль играют война и убийства в человеческой истории. В библейской истории первенец Адама и Евы Каин стал убийцей, убив брата Авеля. С этих пор, с начала т.н. исторического времени мы живем с всегдашним присутствием Каина. Каин основал цивилизацию, построил первый на земле город и положил начало различным профессиям от металлообработки до косметики и проституции. Каин стал основателем не только городской цивилизации, но и государственной и церковной иерархии в целом.

«образ Каина в древнем мире был обожествлен, и ему соответствовало божество Киюн (Сатурн), требовавшее человеческих жертв. А Сатурн, в свою очередь, являлся родоначальником олимпийской иерархии, подчеркивая, таким образом, в древнем сознании свою первичность по отношению к социальному порядку…» (Щедрина К. Царское счастье ).

Леопольд Зонди посвятил нашей каинитянской цивилизации и ментальности основательное психологическое исследование:

Не Бог, а человек по имени Каин манифестирует во всемирной истории. Так считает психолог-судьбоаналитик. Едва уловимое различие между людьми –пусть самое незначительное – и этого уже достаточно, чтобы пробудить в человеке вечного Каина.
Прошли уже тысячи и тысячи лет, а Каин со своей жаждой убийства ни на мгновение не остается без работы.
Настроенная на убийства ментальность Каина крайне изобретательна. В течение всемирной истории она находила все новые и новые цели и мотивы, чтобы убивать. Но Каин – это не только носитель ментальности убийцы. Он не только сначала накапливает ярость и ненависть, гнев и месть, зависть и ревность, а потом внезапно, подобно взрыву, их разряжает, но Каин еще и стремится быть выше всех. Он нацелен на овладение всем, что имеет хоть малейшую ценность, на безмерное увеличение своей власти в обладании и в бытии.
С помощью лживых обвинений, клеветы и очернения других Каин господствует над миром. И называет это он политикой и дипломатией.
Уже много лет мы постоянно слышим о влиянии, которое может оказывать на человека «Эдип», а Каин все это время уже давно им правит. Он управляет индивидом от колыбели и до могилы, начиная от живущих как в каменном веке, так и в веке атомном и во всех последующих за ним веками (Зонди Л. Каин: Образы зла. - М.: Когито-Центр, 2013. - 215 с. - С. 17-18).

Для понимания неустранимости зла и жестокости в человеческой природе важно учитывать, что те символические реальности, в которых мы живем создавались не философами, религиозными деятелями или учеными, а представителями народов победителей. Оказавшиеся побежденными лишались права творить историю и принудительно принимали чужие представления о реальности, в которых им отводилась незавидное место.

В то же время гордость победителя и всяческие достоинства составляли коллективную Персону, героический эпос, мифы, монументы, памятники и пр. Любому, кто хотел жить оставалось дрейфовать за победителями, чтобы разделить их гордость и служить им.

И сегодня когда чье-то частное мнение звучит в унисон с официальным государственным, то приятное чувство безопасности и единения усиливает это «свое» мнение. Даже если приходится участвовать в факельных шествиях, то все равно приятно от единения с другими и защищенно от того, что тебя поддерживают люди с оружием. Быть на стороне силы, значит быть на «правильной» стороне.

Один из современных примеров — это история с расстрелом 20-и тысяч польских военных и представителей интеллигенции советскими войсками в 1939 году под Катынью. Несмотря на произошедшую трагедию большинство поляков после войны стали служить советской власти на территории Польши и преследовать своих же сограждан, отказывающихся принимать навязанную реальность.

Что еще происходит с коллективной психикой побежденных и победителей?

Утверждение героического образа победителя становится возможным лишь при условии, что вытесняется все слабое, в частности, чувства стыда и вины. А уделом побежденных становится ответственность за проступки и преступления. Не всегда за свои собственные. Все что вменяется им приобретает характер теневого, побежденных буквально тыкают носом в коллективную тень победителей.

Нужно ли культивировать эти несчастья специально и стремиться к поражению, чтобы открыть теневое? Конечно нет, поражения и несчастья сами приходят в жизнь и текущая ситуация богата такими возможностями. Несчастья жертв военной агрессии очевидны, открывай интернет и смотри пока сердце не окаменеет. Несчастья победителей еще впереди.

Почему победа представляется нежелательной?

Статус победителя еще больше отдаляет нас от принятия коллективной тени. Не той, что спроецирована Западом, а той, которая накапливалась в собственном национальном бессознательном. Победа чревата тем, что она блокирует проживание многих трудных чувств и не позволит прожить процесс горевания. Победа усилит коллективную персону и не позволит соприкоснуться с коллективной виной, принять на себя ответственность и измениться. В этом проблема победы — пробледы тех, кто знали лишь успехи в битвах или, за неимением собственных, с помпой праздновали победы предков и останавливались в развитии.

Принуждение к признанию Зла и возвращение проекций

Чтобы разобраться с тем, что не так с нами потребуется мужество признать, что т.н. русский мир был, есть, а теперь, наверняка, будет и впредь идеальным объектом для коллективных теневых проекций. Предпосылки для этого мы создавали на протяжении всех последних лет и продолжаем создавать сейчас.

Россияне стали токсичными вне зависимости от политических взглядов того или иного человека. Самые дикие ультрафашистские идеи получили у нас своих симпатизантов среди людей разного уровня от условного водителя такси до руководителя в эшелонах верховной власти и «просветителя» в учебных аудиториях. Легко что-то говорить задним числом, но теперь очевидно как страна готовилась к новой войне, наряжая детей в форму солдат прошедшей войны и возгоняя патриотизм. Справимся ли мы сегодня с последствиями Зла, радостно принятого, отправленного в мир с нашей стороны и все еще живущего в нас?

Как минимум у нас есть учителя в лице немцев, потерявших свою страну, прошедших путь покаяния и вернувшихся в лигу наций. Дело за учениками. В историческом процессе несколько десятилетий оказались одним мигом и можно говорить не о параллелях и экстраполяции немецкого опыта, а про психологические явления одного и того же порядка — манифестацию Зла, неизбежность обвинения, проживание вины и принятие ответственности.

В 1945-46-м годах в дни Нюрнбергского процесса психиатр и в последующем экзистенциальный религиозный философ К. Ясперс прочитал цикл лекций изданных отдельной книгой с названием «Вопрос о виновности. О политической ответственности Германии» (вышла в России в 1999 году).

К. Ясперс написал этот труд, когда вина немцев обсуждалась «с возмущением, с ужасом, с ненавистью, с презрением», а нацистская Германия была разгромлена не только армиями союзников антинацистской коалиции, но и раздавлена проекцией коллективной тени. Кризис духа и веры был свойственен всему западному миру, но это «не уменьшает вину... прорвалось-то в Германии, а не где-то еще». После разгрома немцам, по замечанию К. Ясперса, требовалась способность смотреть на себя с «самопросвечиванием» при условии, что есть совесть и не чуждо покаяние, способность «разглядеть себя насквозь», чтобы понять себя и не обвинять обвинителей.

Целью своих лекций К. Ясперс видел восстановление разрушенного доверия к немецкой нации, возвращение побежденных в лоно мирового сообщества и возможности немцев продолжить жить как люди среди других людей. Для этого требовалось сменить обидчивость на смирение, определенность и, в некоторых вопросах, однозначность. Так, например, фашистская идеология для Ясперса, как и для многих современных людей (не для всех), однозначно должна была быть объявлена античеловечной и связанной с абсолютным Злом.

В предисловии и во введении К. Ясперс писал следующее:

«Всеми этими рассуждениями я, как немец среди немцев, хочу способствовать ясности и единодушию, а как человек среди людей участвовать в наших поисках истины… Мы в Германии должны сообща разобраться в духовных вопросах. У нас еще нет общей почвы. Мы только пытаемся сблизиться друг с другом. То, что я излагаю вам, возникло из разговоров, которые все мы ведем, каждый в своем кругу. С мыслями, которые я изложу, пусть каждый поступает по-своему, не надо просто принимать их на веру, надо представить их себе и проверить. Давайте научимся говорить друг с другом... В таком разговоре никто не судья другому, каждый одновременно обвиняемый и судья. Все эти годы мы вместе слушали, как объявляют презренными других людей. Мы не хотим продолжать в том же духе. Но удается нам это всегда только отчасти. Мы все склонны оправдывать себя и осыпать обвинениями силы, которые представляются нам враждебными. Сегодня мы должны проверять себя строже, чем когда-либо».

Моника Блэк в книге «Земля, одержимая демонами. Ведьмы, целители и призраки прошлого в послевоенной Германии» пишет о последствиях поражения в войне для немцев:

«многие традиционные институты власти – армия, пресса, университеты, медицинские учреждения – были глубоко скомпрометированы в нравственном отношении или ликвидированы армиями союзников, оккупировавшими страну. Великобритания, Франция, Советский Союз и США разделили бывшую Германию на четыре оккупационные зоны... гимн Германии был запрещен.

Считалось, что Германии можно без опаски позволить выпускать часы, игрушки и пиво, но не пушки. Общее чувство неопределенности висело над бывшим немецким государством – и не только потому, что его правительство было обезглавлено, мощная экономика сведена к бартеру, а управление жизнью общества почти полностью контролировалось иностранными армиями.

Изменилось все то, что еще более непосредственно воздействовало на людей в их повседневном существовании. Слова и идеи, символы и формы приветствия, даже жесты, которыми немцы свободно пользовались вчера, стали запретными сегодня».

Сегодня Зло и беда вырвавшиеся наружу в России обязательно вернутся в Россию в виде окончательно сформировавшегося раскола внутри общества и глубокой раны национальной идентичности. Хуже этого может быть только гражданская война, но собственно она уже идет полным ходом в информационном пространстве. Не информационная война, как принято говорить эвфемизмами, а холодная фаза гражданской войны, разделившая население страны на два лагеря.

Сейчас легко делать негативные прогнозы о будущем России, поскольку здесь огромное поле для предсказания катаклизмов и созданы все предпосылки для проблем любого рода. Их и сейчас преогромное количество. Не надо быть гадалкой, чтобы увидеть как в результате военного поражения Россия станет разменной монетой в геополитических играх, а мы получим именно то, чем на протяжении многих лет нас пугала государственная пропаганда и власть. Как говориться, «если у тебя паранойя, то это не значит, что за тобой не следят». Паранойя российской пропаганды вполне может оказаться самосбывающейся. При этом на нас ляжет весь груз коллективной ответственности, который в сходной ситуации вынесли немцы. И с чем большей осознанностью мы подойдем к этому кризису, тем с большей пользой и меньшими страданиями проживем новое смутное время.

Архетипический план коллективной ответственности представлен в книге Исход. Казни египетские, которые Бог наслал на фараона, поразили всех египтян.

Наказание кровью - превращение воды в кровь (Исх.7:20-21)
Нашествие жаб (Исх.8:6)
Нашествие мошек, вшей, клопов (Исх.8:17)
Наказание пёсьими мухами (Исх.8:24)
Мор скота (Исх.9:6)
Язвы и нарывы (Исх.9:10)
Гром, молнии и огненный град (Исх.9:23-24)
Нашествие саранчи (Исх.10:13-15)
Необычная темнота - Тьма египетская (Исх.10:22)
Смерть первенцев (Исх.12:29).

С самого начала эти казни кажутся глубоко несправедливой формой коллективного наказания. Моисей говорит с фараоном и просит его освободить израильтян из рабства, а когда фараон из раза в раз повторяет «нет», весь Египет последовательно и планомерно подвергается наказанию.

Средневековый автор Сфорно говорит, что стих

«от первенца фараона… к первенцу пленника», описывающий масштабы этой последней казни, является сокращением более обвинительной фразы: «от самого виновной стороны [фараона] до наименее виновных сторон [детей пленников, сидевших в темнице]».

Комментарий Сфорно подчеркивает тот факт, что эти «наименее виновные» не были в состоянии ни поработить израильтян, ни освободить их, но они тоже были наказаны. Это было прямым наказанием невиновных. Египтяне в низших слоях общества несли ответственность за злодеяния, совершенные более могущественными из них. Этого примера достаточно, чтобы разделить вину и ответственность и понять, что можно быть невиновным и ответственным.

У К. Ясперса, коллективная ответственность — это беда, которая обрушивается без разбора на самые разные очень непохожие друг на друга социальные группы при том, что «несправедливо объявлять всех равно виновными». Ясперс писал, что когда Гитлер приходил к власти и страна превращалась в военный лагерь некоторые немцы с надеждой смотрели на соседние народы и ждали, что их освободят из-под власти нацистов. Мы знаем, что этого не случилось и всем немцам выпала участь нести коллективную ответственность.

Нужно признание, что все подлости и мерзости совершаются с моего неведения или с личного молчаливого согласия.

Соучастие в военных преступлениях не имеет четких границ, мы все слишком сильно любим смотреть.
И нет никаких исключений. Бесчеловечность слишком человечна (Дж. Хиллман Дж. Ужасающая любовь к войне, с. 58-59).

Даже если ты не просто возмущенный наблюдатель, а сопротивляешься злу, то оно происходит и в этом случае, но это уже тема персональной тяжести проживания вины и определения границ своего человеческого.

Насколько далеко простирается коллективная ответственность?

Теоретически до масштабов мира и распространяется на все живое. Живой всегда отвечает, таково свойство живого отвечать словом, делом, переживанием, телесно, болезнями, продолжительностью и качеством жизни. Последний пример пандемии коронавируса показал биологическую подоплеку коллективной ответственности. Если живешь не в изоляции, то будешь и зараженным, и распространителем невидимого вируса, кто-то будет умирать, кто останется жить и так пока не сформируется коллективный иммунитет всей популяции.

То же можно сказать, про коллективный миф, внутри которого находятся люди, не осознавая ни этого мифа, ни то, что они находятся в нем.

Дети, на которых нет никакой вины, но живущие внутри этого мифа отвечают наравне со взрослыми, отвечают за родителей, болеют и даже умирают за них (мобилизованные - взрослые дети родителей, поддерживающих «спецоперацию», убитая дочь идеолога А. Дугина, новое поколение детей, которым предстоит жить в стране, отставшей от мира на десятилетия и пр.). Это проявление коллективной ответственности известно психологам как влияние бессознательных родительских и родовых комплексов, межпоколенческая передача и трансгенерационные травмы. Если о народе в целом, то он действительно отвечает за своих правителей в том числе тоталитарных, так как в личном бессознательном каждого инсталлирован т.н. тоталитарный комплекс — вариация культурного комплекса.

Если ты часть группы, то отвечаешь за мифы, веру, безверие и паранойю этой группы. Хочешь жить в умопостигаемой осмысленной вселенной, причисляешь себя к группе с общими смыслами и мифологией будь, добр отвечай за то, что создано в твоей группе и чем она живет.

Как пишет Ханна Арендт, коллективная ответственность всегда связана с общностью

Нет никакой коллективной ответственности в деле тысячи опытных пловцов, которые, нежась на общественном пляже, не пришли на помощь утопающему, хотя бы потому, что они не образуют общность...

По моему мнению, ответственность этого рода всегда носит политический характер, независимо от того, принимает она более древнюю форму, когда вся община берет на себя ответственность за поступок одного из своих членов, или ту форму, когда общность считается ответственной за то, что было сделано от ее имени. Последний случай представляет для нас больший интерес, поскольку он применим, хорошо это или плохо, ко всем политическим общностям...

Когда Наполеон Бонапарт стал правителем Франции, он сказал: я беру на себя ответственность за все, что Франция совершила со времен Карла Великого до террора Робеспьера. Другими словами, он сказал: все это совершено от моего имени в той мере, в какой я — член этой нации и представитель этой политической общности. В этом смысле мы всегда несем ответственность за грехи отцов и пожинаем плоды их заслуг. ...мы воспринимаем ответственность, особенно коллективную, как бремя и даже своего рода наказание" (Ответственность и суждение, С. 207-209).

Если твоя большая группа участвует в межнациональных конфликтах, то отвечаешь и за это. Если государство ведет агрессивную войну, то часть коллективной ответственности ложится на каждого. В этом случае говорят о т.н. политической ответственности, где политикум — это и есть наша матрица, от которой невозможно быть далеко будучи в ней, сколько бы человек ни повторял мантру про то, что он «далек от политики».

Понятие политической ответственности равнозначно моральной ответственности. И та и другая коллективны, поскольку мораль — это то, что диктуется обществом или твоей группой — «мораль господ» и «мораль рабов» у Ф. Ницше.

Если самосознание человека ограничено вопросами размножения, заботами о потомстве, питания и жилья, то и здесь коллективная ответственность настигает от экологических, индустриальных, военных катастроф, грязного городского воздуха, искусственного питания и суррогатных отношений. Отдельного человека можно сравнить с тем волком, которого убьют охотники когда увеличится численность волчьей стаи и люди почувствуют угрозу. При том, что этот самый волк не загрызет ни ребенка, ни ягненка.

Если посмотреть на коллективную ответственность с юнгианских позиций, то ее определяющим признаком будет то, что она бессознательна и далека от субъектности. В статье «О психической энергии» К.Г. Юнг пишет следующее:

«субъективная оценка ограничивается содержаниями сознания; поэтому она бесполезна в том, что касается бессознательных влияний при наличии которых мы имеем дело с оценками, выходящими за пределы сознания...

Если в своих рассуждениях мы хотим подойти к психическим явлениям с помощью энергетической модели, то нам следует учитывать один чрезвычайно важный факт, а именно, что сознательные ценности могут исчезать».

Сознательные ценности, достоинства, приложенные сознательно усилия уступают напору коллективного бессознательного через которое мы связаны с семьей, родом и нацией. Если ты часть группы, значит в ней удовлетворялась твоя базовая детская потребность в привязанности и удовлетворяются высшие потребности в смысле, превращающие группу в единый социальный организм.

В этом смысле мы все те же стайные животные с той разницей, что охотимся не столько за добычей, сколько за смыслами. Обычно используем смыслы уже добытые предшественниками. И так с пещерных времен до космических кораблей.

В коллективной ответственности есть одна отвратительная черта. Если речь идет о нации, то идея коллективной ответственности может обернуться геноцидом народа. И хотя сегодня представляется диким преследование человека по национальному признаку, тем ни менее, это одна из примет нашей травматической реальности и коллективного регресса. Мы видим это сегодня во всех европейских странах, включая, конечно, и Россию с Украиной.

Прошло 70 лет и мы видим все то, что Эрих Нойманн описал в книге «Глубинная психология и новая этика».

«В случае раскола коллективной психики «доминируют самые примитивные этические нормы, а именно, групповая ответственность и групповая идентичность.

Примитивная личность (а в каждом народе, массовая личность реагирует как примитивная личность) не способна осознать зло как «свое личное зло». поскольку его сознание еще так слабо развито, что не способно разрешить возникшие конфликты...

Фашист выполняет в коммунистическом обществе ту же роль, что и коммунист в фашистском обществе...

…Борьба с еретиками, политическими противниками и врагами народа по существу является борьбой с нашими религиозными сомнениями, уязвимостью нашей политической позиции и односторонностью нашего национального мировоззрения».

Индивидуальная сознательная ответственность

Наличие в мире Зла не означает твоей личной свободы творить и преумножать его безнаказанно. Лишь дети, недобросовестные политики и всякого рода манипуляторы прибегают к аргументам типа «он первый начал», «а они индейцев истребили», «Донбасс бомбили» и пр. Если же об ответственной позиции, то здесь все наоборот. Коллективная ответственность, которую личность должна принять на себя начинается с события, которое инициировано не тобой лично, но это событие разрушительно воздействовало на твою стабильность, атаковало твои границы и твоя задача восстановить сначала свое равновесие, чтобы потом, по возможности, позаботиться об окружении.

Две цитаты, которые могут вдохновить на эту работу:

Первая - это известное наставление преподобного Серафима Саровского: «Стяжи дух мирен, и тогда тысячи вокруг тебя спасутся» или «спасись сам и вокруг тебя спасутся тысячи». Духовная глубина этих слов, сказанных в 1910 году такова, что как будто они сказаны для нашего времени и для нас. В нашем обсуждении они читаются как: спасись от Дьявола, спасись от расщепления, не возлагай ожиданий на коллективное, ищи мира в душе своей и послужи общему благу.

Другой индивидуационный посыл принадлежит К.Г. Юнгу:

«Эго - это маленькая пробка, плавающая по поверхности огромного океана бессознательного. Нам кажется, что от нас практически ничего не зависит. Но несмотря ни на что, пробка морально равна океану, потому что она обладает силой сознания!... Маленькая пробка может разговаривать с океаном, у нее есть своя точка зрения, без которой невозможна эволюция сознания».

Эту аналогию Юнг продолжил потрясающим заявлением о том что, пробка морально равна океану, потому что она обладает силой сознания! Хотя эго и мало, но оно обладает сконцентрированной силой, которая придает ему такую же мощь, какой обладает бессознательное. Эго может на равных беседовать с бессознательным.

Если коллективную ответственность мы упоминали как политическую или моральную, то индивидуальная ответственность связана с личным отношением к Злу и насилию. Лишь с позиций своего эго и находясь в своих личных границах можно выносить те или иные суждения и совершать выборы. Индивидуальная ответственность предполагает осознанный мировоззренческий выбор без каких-либо «не все так однозначно» и прочей замути.

Поясню, что имею ввиду.

Неприятие войны и якобы пацифистская установка «Нет войне» означает, что я не участвую в войне, «моя хата с краю», ничего не знаю и не очень то хочется знать. «Я против войны и за мир» не является осознанным мировоззренческим выбором. Санкционная сбербанковская карточка «Мир» сейчас есть у каждого второго.

В то же время принятие войны не означает ее желательности или участия в ней. Принятие означает выбор своей позиции в данной конкретной войне, выбор на какой ты стороне и ожидание победы твоих сторонников. Не абстрактного «миру мир», а победы определенных сил.

Если этот выбор не делается индивидом осознанно, то он все равно происходит. Этот выбор считывается по двум - трем словам, по недомолвкам и молчанию и в своей душе человек знает к какому выбору он склоняется на данный момент, но по разным причинам говорить об этом публично не принято.

Деятельный пацифизм и осознанный выбор своей позиции активен и чреват серьезными последствиями. В отличие от позиции «это не моя война» настоящий пацифизм - это активное сопротивление насилию словом и делом. Цена деятельного пацифиста очень высокая и пацифистская установке сродни героической. Как минимум могут отвергнуть и предать позору, могут и убить.

Активное уклонение от участия в захватнической войне все еще постыдно и здесь ощущается давление установок коллективного сознания. Юнгианский аналитик не первой молодости и не первого года практики, говорит, что в случае мобилизации пойдет на войну поскольку таковы наши "культурные комплексы". При этом забывает, что это и есть та самая захваченность родовым и архетипическим, с которым он "сражается", имея дело с проблемами своих клиентами.

Столь же стыдно, когда твои соотечественники убивают и насилуют, но об этом позже.

Не так много, но все же есть монументы, увековечившие память пацифистам, для которых война не было чем-то посторонним. Есть памятная песня Владимира Высоцкого про того, кто смог не выполнить приказ - «смог один, который не стрелял». Военные историки сообщают, что не так уж и мало было тех, кто стрелял в противника, но поверх голов. Отдельная тема про отказников - дезертиров. В Германии и Австрии во времена Второй мировой войны таковых насчитывалось по разным данным от сто двадцати до четырехсот тысяч человек. Пятнадцать тысяч из них, не взявших в руки оружие были казнены и надо помнить сколько жизней ценой своей собственной сберегли эти "предатели". Но дело не в числительных.

В Вене на монументе отказникам в виде знака Х (неизвестный) размешены надписи, где слово «один» (alone) возникает только однажды — в центре, на пересечении двух перекладин, испещренных словом «все» (all). Так символически представлен тяжелый нравственный выбор оказаться в одиночестве среди «всех».

Сознательный пацифистский выбор не может быть групповым и социальным. Первоначально он индивидуален и индивидуационен, то есть, предполагает сердечный отклик на призыв Самости к активному ненасилию и ответственность индивида за свой выбор. Лишь позже, вторично такой выбор может связать человека с группой и другим человеком.

Как отметил литовский экзистенциальный терапевт Римантас Кочюнас,

«война это особый жизненный контекст как клиента, так и терапевта. Нас объединяет переживание ужаса, боли, ненависти. Объединяет, но не всегда соединяет. Как быть, когда мы оказываемся в противных сторонах?» (XI конференция экзистенциальной терапии, 19-21 сентября 2022 г).

Ясперс в своей работе не мог обойти вниманием то, насколько немцы были разъединены бедой.

«у беды много разновидностей. Большинство по-настоящему чувствует только свою собственную. Каждый склонен считать утраты и страдания жертвой, но за что была принесена жертва, толкуется до такой степени по-разному, что именно это и разъединяет людей».

Позволю себе еще одну цитату из своего детства:

«Кого е...т чужое горе, когда свое не впроворот»

Так говорили дети на нашей улице, видимо, услышав эту «народную мудрость» у родителей. Можно навсегда оставаться в этом, а можно сосредоточиться на своем, прислушиваясь к голосу совести, выступающей против того, чтобы самому не совершать преступлений. Сегодня эта позиция и выбор не только в том, запишусь ли я на войну, ведомый коллективными комплексами, пойду ли убивать с готовностью быть убитым или позабочусь о себе и прислушаюсь, как отзывается в душе чужое горе, стану ли я причиной этого горя или отказываюсь творить зло.

В сферу индивидуальной ответственности входит сознательная установка отказа от мести и внутренняя работа со злопамятностью, направленная на то, чтобы она не определяла всю мою жизнь. В этом помогает принятие рассмотренного выше закона коллективной ответственности и кармического закона неотвратимости наказания. Наказание за преступления, как и прощение приходят свыше. И прощение есть высший дар, и наказание приходит свыше как возмездие.

Образ этой высшей архетипической силы представлен, например, древнегреческой богиней справедливого возмездия Немезидой. Она считалась богиней меры и была известна как дочь богини ночи Нюкты и бога тьмы Эреба, по более поздней версии Фемиды и Зевса. В обязанности Немезиды входило обеспечить неотвратимость наказания за преступления. Другое имя богини Адрастея (др.-греч. Ἀδράστεια, «Неотвратимая») напрямую указывает на это.

Если мы имеем хоть какую-то долю смирения, то получаем возможность освободить себя от мести и уповаем на высшие силы, в компетенцию которых входит прощать или карать преступников за их прегрешения.

Возвращаясь к человеческому измерению приведем цитату из работы наших коллег, имеющей отношение к данному вопросу.

В контексте исследований мести мы неминуемо столкнемся с вопросом дифференциации мести от справедливого возмездия. Возмездие – более зрелое и социально адекватное чувство, нежели архаичная месть. Прежде всего, различие мы увидим в смысловом содержании этих двух переживаний. Содержание мести – «я хочу тебе той же боли», а послание возмездия иное – «я хочу знать, что справедливость есть». Месть требует личных действий по отношению к объекту-обидчику, а возмездие можно делегировать Судьбе, обстоятельствам, другим людям» (Власова Ю., Щербаков А. Эринии, или Это сладкое чувство мести…).

Освобождение от желания мести и уважение к Высшей инстанции высвобождает огромное количество личных сил для более плодотворной деятельности, нежели преследование кого-то. Кара настигнет если не со стороны человеческого, то высшего суда, если не самого преступника, то его детей, внуков и правнуков. Так что можно обходиться без собственной кровожадности.

Находясь в постоянной динамической взаимосвязи с коллективным можно увидеть как мощные надличностные энергии служат жизни и, одновременно, как они могу в два счета уничтожить тебя.

Снова обратимся к символической системе Таро, в образах которого отражаются архетипические сюжеты. Обратим внимание на аркан Колесо фортуны, чье безостановочное кружение и движение животных на ободе контролируется чудовищем сфинксом в короне, сидящем на приступочке сверху. Мы понимаем, что власть здесь принадлежит сфинксу и если попадаешь на обод, то твоя судьба оказывается в руках этой надличностной силы. И это уже будет не твой выбор стать солдатом фортуны с медалью на груди или трупом на чужой земле. У меня этот аркан выпал в ответ на вопрос о том, что есть мобилизация и вызвал ассоциации с мясорубкой, в которую не нужно засовывать себя и становиться частью большого куска мяса.

Индивидуальная ответственность ложится на человека за выбор информации из массированного потока правды и лжи. Индивидуальная ответственность в том, что я назову не однозначным, а что определенным. Стану ли проводником насилия, преумножая его, буду ли травмировать других или работать со злом в себе, со своими искушениями и со своим дьявольским?

Будет ли мне стыдно, буду ли чувствовать вину? И если да, то что смогу сделать с этим? На какие я смогу пойти риски лично для себя и своей семьи? На какие-то вопросы уже сейчас можно себе ответить, на какие-то еще нет, но нужно понимать, что все они включаются в один большой т.н. индивидуационный выбор.

Вина

О коллективной и индивидуальной ответственности мы говорили применительно к теме удержания от насилия, творимого твоей группой, нацией, государством и это проблематичная ситуация пребывания в вертикальном расщеплении.

Теперь обратимся к горизонтальному расщеплению и рассмотрим вину коллективную и индивидуальную, которая обусловлена Злом во внутреннем опыте. В философской традиции рассмотрение таких вопросов называется исповедальным — т.н. «исповеданием во зле» (Поль Рикер).

На фоне развернувшейся драмы, которая не только не осознана в полной мере, но и не закончена, мало кто хочет слышать о вине. И тем ни менее, как для обвиняемых, так и для обвинителей нужна максимальная честность и рефлексия прежде всего над вопросами вины и невинности.

Невинность

Невинность отсылает к образу младенца, не обладающего ни эго, ни тенью. Человек, отчаянно защищающийся от обвинений похож на подростка с хрупким эго и уже накопленным в психике вытесненным теневым содержанием, с которым не хочет иметь ничего общего. Он не совершал ничего предосудительного и не понимает в чем его обвиняют. В случае с девушкой она еще не преодолела "персефонифицированность" (Т. Мур) и невинная, втаскиваемая в колесницу Аида безуспешно сопротивляется злодею и не понимает что происходит. Вина, связанная с теневым вытеснена и запечатана семью печатями. Этот условный подросток то тут, то там появляется в оправданиях и ответных обвинениях у людей, преодолевших подростковый рубеж, но в текущей реальности функционирующих на подростковом уровне.

Казалось бы ничего особенного, но проблема в том, что теневые проекции "невинных" не только портят отношения, но и являются причиной всех социальных потрясений, включая войны. Вплоть до гражданских. Защиты от вины помогают сохранить себя, но никто не остается прежним. В ком-то просыпается герой, в ком-то подлец, в ком-то дурак, кто-то замолкает, кто-то кричит от боли и ненависти, но ни что из этого не способствует принятию зла и проживанию вины. Требуются время и значительные психологические усилия для осмысления себя в качестве свидетеля и участника войны.

Невинность является расхожей монетой любой пропаганды. В новейшей политической истории мысль о том, что в наших бедах виноваты не мы сами, а чужие принадлежала Гитлеру. Без особых трудов ему удалось внушить эту идею немецкому народу и с этого началось его восхождение, приведшее к мировой войной. Это опасная мысль Гитлера стала сегодня популярной и в среде малообразованной части народонаселения, и в кругах образованной российской публики.

Есть люди, которые придерживаются мнения, что зло, совершенное по неведению простительно. Но есть замечательная лекция философа Николая Карпицкого из сибирского города Томск и проживающего сейчас в Славянске. Он приводит аргументы в пользу того, что с позиций христианства, буддизма и вайшнавизма простые люди, поддерживающие войну по неведению совершают более тяжкий грех, чем их руководители. Есть также мысль Сократа о том, что намеренное зло невозможно в принципе. Зло - это не то, что человек выбирает осознанно, опираясь на свое эго и ценности. Подавляющее число политиков и военноначальников, отправляющих тысячи солдат на бессмысленную смерть, в своих глазах выглядит хорошими людьми. При этом им невдомек, что Зло уже выбрало их и превратило в злодеев. Теперь и на них, и на их семьях и на тех, кто подчинился им будет стоять клеймо коллективной вины.

Не только на соратниках преступников и растлителей, распространявших пропаганду, но и на добропорядочных молчаливых лоялистах, на тех, кто могли, но не хотели знать, на тех, кто боролся с режимом, на «плохих» и «хороших» русских остается это клеймо — все несут груз политической и моральной вины. Конечно тяжесть груза зависит и от рациональных факторов — степени участия, неучастия или сопротивления преступлениям, но так получается, что во «внутренней картине болезни» откровенные преступники могут считать себя невиновными, а те, кто боролся с режимом, преследовался и пострадал могут испытывать приступы иррациональной вины. Это еще раз указывает на то, что и коллективная ответственность, и коллективная вина обладают силой бессознательного захвата.

Коллективная вмененная вина

Архетипической амплификацией коллективной вины является первородный грех Адама и Евы. Как известно первородный грех связан с искушением и нарушением заповеди (запрета). Первый обвиняемый в лице Адама пытался переложить вину на Еву, Ева на Змея и так через отказ от вины в мир приходит Зло, ложь и разделение. Вся современная западная культура является культурой вины, точнее говоря, культурой вины вмененной свыше. Так задана неизменная модель знакомства человека с чувством вины — всегда есть внешняя сила, напоминающая о виновности человека или группы людей. Вопрос только в том, кто обвинитель и есть ли у него полномочия выносить обвинение?

В общественных процессах, в изложении Ясперса политическая и моральная вина вменяются побежденным победителями. Политическая вина наступает за последствия действий государства, под властью которого находится человек и моральная в силу того, что я мирюсь с моралью, присущей данному обществу. Коллективная вина вменяется всему населению страны-агрессора со стороны победителей и по идее должна вести к смирению, необходимой для принятия этой вины.

Важно подчеркнуть, что речь идет не про юридическую вину. Нюрнбергский суд победителей обвинял не немцев как народ, а нацистских военных преступников, вина которых должна была быть доказана в суде. На Нюрнбергском процессе закрепился важный принцип, согласно которому юридическая вина не может быть коллективной, только личной и только за поступки, а не намерения и возможности.

Однако согласно «окопной правде», de facto в военное и послевоенное время когда мир разделяется на черное и белое вина в ее политической и моральной части вменяется всему народу. От имени этого народа и под флагами этого государства агрессор причинил невыносимую боль жертве. Это расщепление как открытую рану невозможно просто заклеить пластырем. Чтобы выжить сначала требуется остановить нанесение повторных ран и только потом разбираться, кто конкретно наносил удары. А для этого, если мы говорим об этической позиции нужно смотреть на мир глазами жертвы, а не насильника. И только позже можно вслед за Ханной Арендт, обсудить важные вещи рационального толка и говорить о том, что коллективная виновность размывает вину настоящих преступников, «когда все виновны, не виновен никто» и «все виновны выражает солидарность с теми, кто творил зло».

Историк и специалист по участию Франции во Второй мировой войне Анри Руссо описал, что происходит в горячую фазу в обществе под воздействием вмененной вины.

«...под раздачу попадают исполнители и мелкие коллаборационисты, а главные виновники — идеологи, заказчики и организаторы преступлений уходят от ответственности. Чистки напоминают расстрел каждого десятого и их смысл только в том, чтобы снизить давление коллективной вины. Вина пришедшая извне, обрушивающаяся откуда-то сверху путем рандомных наказаний, отключения «этической потребности памяти», амнистии, амнезии и вытеснения также быстро исчезает.

За массовым обвинением следует столь же массовое изживание вины, вина не проживается личностно и память о ней не передается в семьях от родителей к детям. Только во втором и третьем поколении она поднимается из коллективного бессознательного и звучит в покаяниях» (Руссо А., Черные страницы национального прошлого. Послевоенная история и историческая память, с. 220).

Негативные последствия коллективной вины очевидны, но они является частью общей картины и нам нужно видеть руку бросившего бумеранг даже если вернувшись он попал в голову бросившего. Попытки вменить со стороны или сверху вину всему народу приводит к покорности победителям, усилению защитного отрицания и вытеснению вины. Те, кому вменяется общая вина сохраняют в памяти лишь свою боль и опыт наказании. Их потомки во втором и третьем поколениях будут жить с трансгенерационной травмой и проживать вину за своих родителей и прародителей. И позже при условии, что проживание будет осознанным, а война не распространится на новые поколения, нация выздоровит, пережив болезнь вмененной коллективной вины.

Вернемся в наш вагон.

Можно предположить, что с нами будет все то же, что и всегда в истории когда вмененная коллективная вина вытеснялась и приводила к сгущению национальной тени. Может те западные политики, которые пытаются сохранить договорный процесс не только считают деньги, но и понимают, что раздавленная Российская федерация как и Германия после поражения в Первой мировой войне будет представлять из себя мину замедленного действия и опасность для всего мира. А если говорить о коллективном российском сознании, то никакого т.н. массового прозрения вряд ли стоит ожидать. Погибших с российской стороны их родные и близкие будут считать героями, а коллективная вина будет с успехом вытеснена в бессознательное народа.

Таким образом будут лишь усилены специфические особенности психологии русских как травмированной нации с раздутой компенсаторной имперскостью, потемкинскими деревнями, питерскими фасадами, златоглавым Кремлем и национальным балетом. За всем этим персонным величием и ложью позолоты будет прятаться все та же наша национальная особенность в виде тиранического государственного устройства, бесконечной из поколения в поколение травматизации населения страны войнами, переселением, голодом, с усилением защитной бесчувственности и привычной терпимости к насилию.

Никто не составлял рейтингов, но думаю, что русские, среди других многомиллионных наций, занимают сегодня самую верхнюю строчку травмированности. Происходящее сейчас тотальное обвинение русских способно вызвать лишь ре-травматизацию тяжело больного пациента, отказывающего умирать.

Даже если мы возьмем только XX век, то уже здесь можно говорить о сильнейшей коллективной травме когда страна потеряла около 100 млн. человек в результате революций, двух мировых войн, голодомора, репрессий, ГУЛАГа, депортаций. Таких планомерных бесчеловечных экспериментов над своим населением не проводило ни одно государство мира. Новая война ставит новый мировой рекорд и уже пятое поколение российских женщин остается без мужчин.

Если же смотреть вглубь истории России, то травма XX века является чередой последних травматичных событий, а следы первичной травмы видны как минимум с XVI века.

Если судить по историческим документам после царствования Ивана Грозного и в преддверии Смуты (первой гражданской войны) в далеком Лондоне была издана книга английского дипломата и доктора права Джайлса Флетчера «О государстве Русском» (1591). Англичанин так описывает психологию русского народа того времени:

«Что касается их свойств и образа жизни, то они обладают хорошими умственными способностями, не имея, однако, тех средств, какие есть у других народов, для развития их дарований воспитанием и наукой... Отчасти причина этому заключается и в том (как было замечено мной выше), что образ их воспитания, чуждый всякого основательного образования и гражданственности, признается их властями самым лучшим для их государства и наиболее согласным с их образом правления, которое народ едва ли бы стал переносить, если бы получил какое-нибудь образование и лучшее понятие о Боге, равно как и хорошее устройство. С этой целью цари уничтожают все средства к его улучшению и стараются не допускать ничего иноземного, что могло бы изменить туземные обычаи. Такие действия можно было бы сколько-нибудь извинить, если бы они не налагали особый отпечаток на самый характер жителей. Видя грубые и жестокие поступки с ними всех главных должностных лиц и других начальников, они так же бесчеловечно поступают друг с другом, особенно со своими подчиненными и низшими, так что самый низкий и убогий крестьянин (как они называют простолюдина), унижающийся и ползающий перед дворянином, как собака, и облизывающий пыль у ног его, делается несносным тираном, как скоро получает над кем-нибудь верх. От этого бывает здесь множество грабежей и убийств. Жизнь человека считается ни по чем. Часто грабят в городах на улицах, когда кто запоздает вечером, но на крик ни один человек не выйдет из дому подать помощь, хотя бы и слышал вопли. Я не хочу говорить о странных убийствах и других жестокостях, какие у них случаются...

Отсюда можно заключить, каково обращение их с иностранцами, когда они так бесчеловечны и жестоки к своим единоземцам...».

Из первого тиража этой книги осталось 23 экземпляра, а остальные были сожжены по приказу королевы Елизаветы. Описание Дж. Флетчером государственного устройства и жизненного уклада населения России могло помешать торговым отношениям и, как мы сказали бы сегодня, выглядело не политкорректными и русофобским. Ну не хотели англичане видеть в России такого большого и опасного врага, предпочитая экономические отношения. И у них, и у нас вплоть до начала последних событий оставалось все также и то же.

Прошли века, а наши «песни, что стоном зовутся» остались прежними – безнадежными и полными угрозы к тем, кто посмел жить лучше нас:

Как говорит в лекции Урсула Вирц, (не дословно):

Пространство травмы - пространство, где нет бога. Ощущение изгнанности и забытости. Травма - анти-творение. Травмированные люди будто побывали в других мирах, у них есть окно в другое измерение и требуется смирение, чтобы трансцендировать этот ад и перейти от идентичности жертвы к идентичности выжившего"

Прежде, чем говорить об этом подробнее, рассмотрим, как люди, вследствие травмированности могут сопротивляться принятию вины и к чему это приводит на коллективном уровне.

Что происходит в массовом сознании если не принята коллективная вина и есть ли надежда?

Получая обвинения в свой адрес и все еще являясь частью большого мира мы не можем относиться нейтрально к этим обвинениям и реакции могут быть разного рода.

Одной из проблем, по Ясперсу, является так называемая возвышающая вина, проявляющаяся при «самоуничижительном причитании при признании вины», в котором есть расчет, выгода и «склонность полагать, что признав себя виновным, ты становишься лучше других». Такое мироточенье и готовность к саморазоблачению Ясперс связывает с угодничеством перед могущественным обвинителем и лестью, а кроме этого это еще и нарциссически угодливое отношение к себе. Так выглядит адаптивная стратегия, направленная на то, чтобы не соприкасаться с виной и остаться в массе и она является обратной стороной попыток увильнуть проторенной дорожкой в геополитические спекуляции о мировых процессах и предстать невинными.

О том, чем отзывается непринятая и не прожитая должным образом коллективная вина рассказывает Моника Блэк в упомянутой выше книге. Зло остается не у дел и ищет новое воплощение. Коллективное сознание захватывается архетипическим содержанием, фантастическими представлениями о Зле и переполняется магическими трактовками событий. А расщепление, приведшее к войне оборачивается отчуждение между людьми внутри нации.

«После ужасов Третьего рейха, после холокоста и самого кровавого и циничного конфликта в истории человечества на этой земле вовсю разгулялись колдуны и ведьмы – мужчины и женщины, считавшиеся воплощением и олицетворением зла. Примерно с 1947 по 1965 г. по всей стране, от католической Баварии на юге до протестантской земли Шлезвиг-Гольштейн на севере, имели место многочисленные случаи «охоты на ведьм» – как окрестили происходящее журналисты...

Формально обвинение в колдовстве в послевоенной Германии означало то, что подозреваемым вменялись в вину тайное лиходейство и скрытая злонамеренность. Судя по всему, проблема зла владела мыслями и довлела над послевоенной жизнью многих рядовых граждан, повидавших нацизм, и вера в ведьм стала лишь одним из многих проявлений этой одержимости. В архивах я обнаружила описания случаев, когда люди утверждали, будто их одолевают бесы, и приглашали экзорцистов. Я узнала об очень популярном целителе, утверждавшем, будто он способен различать добрых и злых людей, излечивать первых и изгонять дьявола из вторых. Я держала в руках судебные и полицейские протоколы с описанием молитвенных кружков, члены которых собирались для того, чтобы бороться с демоническим проникновением. Я читала о массовых паломничествах в святые места в поисках духовного исцеления и искупления грехов. В подшивках газет сохранились кривотолки о конце света, пророчествующие погибель грешникам и спасение невинным.

...В ведьмовских историях уже не было ни суккубов с инкубами, ни шабашей... Однако эти обвинения, ничтожные на сторонний взгляд, были убийственно серьезны – серьезны с экзистенциальной точки зрения, поскольку касались добра и зла, болезни и здоровья.

Социальное отчуждение и дезориентация стали обостряться еще до окончания войны. В 1945 г. в отчете СД (Sicherheitsdienst, подразделение контрразведки Schutzstaffel, или СС) описывались охватившие людей чувства «скорби, подавленности, ожесточения и растущей ярости», порождаемые «глубочайшим разочарованием из-за того, что доверие было оказано недостойным». Эти ощущения были особенно выраженными, отмечалось в отчете, «у тех, кому эта война не принесла ничего, кроме самопожертвования и труда». В последние месяцы боевых действий немцы сражались не только с армиями союзников на родной земле, но иногда и друг с другом. Около 300 000 или больше неевреев, жителей Германии, были казнены правящим режимом за государственную измену, дезертирство или пораженческие настроения. Решившие выйти из схватки порой оканчивали жизнь в петле с висящей на шее табличкой «Трус». Подобные акты «местного правосудия», особенно в небольших селениях и пригородах, едва ли могли быть забыты после войны, даже если негодованию трудно было найти выход».

Как можно трактовать эту разрушительную социальную динамику?

Коллективная тень не принятая сообществом и оставшаяся без возможности cпроецировать ее на другие народы находит объекты среди своих ближних и сородичей. Так империалистические войны переходят в гражданские – зло и вина вырываются в самом иррациональном виде, в страхах и ненависти друг к другу. В этом послевоенная немецкая история является серьезным предостережение как для нас, так и для любой другой нации.

Помимо германского примера мы обладаем собственным и он, как фрагмент нашей истории более поучителен. Советский Союз развалился не только под влиянием внешне-политической обстановки, но и под давлением собственной тени, накапливавшейся 70 лет. Но мы так и не прожили тень имперского величия — имперскую коллективную вину.

Публицист и кинокритик Татьяна Москвина описала процесс разрушения СССР через призму кинематографа в статье "Фильмы, пораженные в правах".

«Нерушимый» распадался мучительно. На самом пике излома возникали фильмы — истории болезни, переходящие в философские эпитафии <...> Ее подводили и Сергей Соловьев в стилизованном под кич «Доме под звездным небом», и Вадим Абдрашитов в «Армавире» — фильме о глобальной катастрофе сознания... острое чувство утраты в «Армавире» — близких, себя самих… Оно и сегодня источается экраном с болью и горечью. «Армавир» про смерть реальности, в которой жили десятки лет «единым человечьим общежитьем».
Фильмы 90-х — пораженные в правах. Жертвы переходного периода, лишенные надежды на экранную жизнь. Реальность продолжала распадаться на фрагменты, что и зафиксировал Алексей Герман в «Хрусталеве…». К его фильму прежде всего относится идея Кирилла Разлогова, чо чернуха 90-х стала черноземом для нового кино. Разрушение вчерашних мифов и «монументов» в «Доме под звездным небом» Сергея Соловьева.
Кино 90-х (особенно второй половины) — тотально депрессивно. Показательно мало комедий.
… Исторической несчастливости русских открывалась новая перспектива, но об этом никто не знал».

Сегодня мы уже видим, что историческая перспектива развернулась на 30-и летний период от начала развала до появления равноправных государств со своей государственным суверенитетом и национальным единством. Современная Россия сыграла в этом процессе и все еще продолжает играть роль не только агрессора, но и могильщика империи. Когда ты в расщеплении и служишь Дьяволу, то живешь только до тех пор, пока полезен ему.

Советский социализм был обречен, потому что чувства недобрые он в людях пробуждал. Партийные, классовые, карьерные, стукаческие, шкурные и т.п. Все находились в состоянии бдительности и боевой готовности, лицемерие стало основным социальным протоколом. В сущности холодная гражданская война никогда не прекращалась. Товарищи Ленин и Сталин истинные родоначальники: оба умели и обожали ссорить, стравливать, сталкивать, интриговать, наускивать друг на друга, инициировать кровавые разборки, часто с издевательской выдумкой (Слаповский А. Удушье. FB)

Сам по себе имперский путь развития естественен. На протяжении веков человечество переживало целую эпоху империй и не все они были адские. Были империи, закончившиеся заключением новых мировых договоров, были и те, что уничтожены в войнах. Последняя империя в лице Японской все еще существует, но империалистические войны без правителей с официальными титулами все еще продолжаются на Земле. Империи уходят, а горизонтальное расщепление и теневые дьявольские проекции остаются.

Проблема не в империях, а в том, как та или иная из них отпускает колонии и смиряется с утратой гегемонии. В этом смысле империи похожи на семьи, в которых титулованные родительские фигуры могут быть как просвещенными, так и безумными, отпускающими из-под своей власти или претендующими на эту власть до самой своей смерти. Какова будет судьба Российско - советской империи достоверно не известно, но с большой долей вероятности можно предполагать, что вторжением в Украину она уже подписала себе приговор.

Может прозвучать странно, но победителям в этой новой войне будет чрезвычайно важно провести свою миссию аккуратно и точно, чтобы сделать одолжение российскому населению побежденной империи и заложить основы нового мирового порядка. Коллективная вина для нас будет конструктивной только при условии, что мы как обвиняемые в агрессии и военных преступлениях сможем умерить гордыню, упрямство и найти в себе силы обратиться к вине как к целительной силе.

В принятии персональной вины, несмотря на депрессивную чернушность предыдущей истории можно увидеть надежду. Сложно сказать какой процент населения будет способен принять это горькое лекарство для оздоровления общего организма, но хочется надеяться, что он будет достаточным, чтобы преодолеть последствия коллективной травмы и на карте мира лет через 10 - 20, когда сменится поколение появилась новая страна, которую перестанут бояться соседи.

Иоанн Ле́ствичник нам в помощь со своим духовным рецептом:

«Усердно пей поругание, как воду жизни, от всякого человека, желающего напоить тебя сим врачевством».

«У меня (у нас) не было выбора» — так звучит классическая отговорка человека, подавленного энергией бессознательного и предпочитающего быть захваченным событиями во внешнем мире. Но если есть какая-то степень осознанности, то уже можно говорить о выборе между плохим и тяжелым, о выборе что-либо чувствовать или закрываться от этого. В любом случае осознанно или бессознательно, но выбор делается.

«Если мы говорим, что у нас нет выбор, то это значит, что выбор уже сделан. Да мы и говорим о том, что нет выбора, потому что почувствовали гнет вины за сделанный выбор. Если бы выбора в самом деле не было, мы бы не чувствовали гнета вины» (Фазиль Искандер)

Если стоит вопрос о выборе между виной и невинностью, то по-человечески и по-взрослому надо выбирать вину. Тяжелый выбор — это выбор в пользу вины.

В статье / интервью "Обретут ли души мир" от 11 мая 1945 года К.Г. Юнг весьма категорично высказывается о коллективной вине и необходимости индивидуализировать ее для успеха психологического лечения.

«Вопрос коллективной вины, который так затрудняет и будет затруднять политиков, для психолога факт, не вызывающий сомнений, и одна из наиболее важных задач лечения заключается в том, чтобы заставить немцев признать свою вину. Уже сейчас многие из них обращаются ко мне с просьбой лечиться у меня. Если просьбы исходят от тех «порядочных немцев», которые не прочь свалить вину на пару людей из гестапо, я считаю случай безнадежным. Мне ничего не остается, как предложить им анкеты с недвусмысленными вопросами типа: «Что вы думаете о Бухенвальде?». Только когда пациент понимает и признает свою вину, можно применить индивидуальное лечение».

Современные психологи говорят о четырех типах вины: вине выжившего с магическим верованием в способность оживить или спасти душу умершего, сепарационной вине, связанная с потребностью в автономии, вине гиперответственности, граничащей с альтруизмом, и вине, связанной с ненавистью к себе, т.н. вине ненависти. Последний вид вины, видимо, надо назвать стыдом. Тем самым, от которого можно сгореть и хочется провалиться под землю. Но останемся в дискурсе вины и будем понимать, что далеко не все эти виды вины являются целительными. Вина фрагментирует психику и расщепляет целостность на внутреннего обвинителя и обвиняемого.

Понимая это представляется не гуманным говорить о вине человеку, который и так живет в постоянно самообвинении. Вменяемая вина деструктивна для людей, чье воспитание с детства переполнено контролем, пристыживанием, обвинениями и которые испытывают бессознательную потребность в наказании. Бессмысленно указывать на вину людям с героической установкой, которые без чужой подсказки жертвенно противодействуют режиму. Не нужно упоминанием вины сводить с ума людей, пребывающих в магическом измерении, так же как и указывать нарциссической личности о виновности, так как это спровоцирует лишь нарциссический стыд. С точки зрения К.Г. Юнга все эти люди безнадежны в плане признания и конструктивного осознанного проживания вины.

Между тем, именно вина определяет фокус направленности терапии. В процессе длительной терапии можно постепенно прийти к осознанию вины и опыту,

«который испортит нашу невинность, изменит нашу жизнь и даст нам необходимую сложность и глубину» (Мур Т. Забота о душе, с. 53).

Это тот искомый вариант индивидуальной вины, связанной со Злом, вины, о которой уместно говорить в нашем контексте и вины, которую можно назвать зрелым здоровым чувством. Ясперс назвал эту вину метафизической и связывал с солидарностью между людьми.

«Эта солидарность нарушена, если я присутствовал при несправедливостях и преступлениях... Если они совершились, а я при этом был и остался жив, тогда как другого убили, то есть во мне какой-то голос, благодаря которому я знаю тот факт, что я еще жив — моя вина».

Лишь эта вина может служить индивидуационным целям. "Мета" указывает на выход за пределы прежней идентичности из-за соприкосновения с внеличностным Злом. Метафизическая вина — это не то, что кто-то погиб случайным образом или умер от старости, а я жив. Это вина, связанная с тем, что ты был очевидцем Зла и даже если это Зло не получило оправдания в тебе развидеть его невозможно. Вина, которая напоминает, что Зло неустранимо присутствует в тебе. Но будучи раненным, ты отказался от Зла и тем самым оно потеряло над тобой власть, перестало заставлять тебя все глубже и глубже погружаться в ложь и уже не приходит в мир через тебя.

Сила метафизической вины в том, что я отождествляюсь не только с тем, что делаю сам, но и с чем-то открывающимся в трансценденции, в предельном варианте — в Самости. Метафизическая вина открывает Самость и после того как появляется связь с ней, мы становимся вполне взрослыми людьми, способными принимать вину за своих близких и за свою страну.

Если, как замечает П. Рикёр, грех является коллективным явлением, в котором соучаствует все сообщество, то «виновность стремиться индивидуализироваться» (Рикёр П., Виновность, этика и религия, с. 164). Чем ближе к индивидуальному, тем большую субъектность обретает индивид и тем глубже он способен переживать чувство персональной вины. В том числе за вред причиненный другим людям третьими лицами.

Приведу два примера индивидуализации вины.

Булат Окуджава

Ничего, что поздняя поверка.
Всё, что заработал, то твоё.
Жалко лишь, что родина померкла,
Что бы там ни пели про неё.

Андрей Орлов (Орлуша) 18.07.2014

Мой народ, который позабыл
И простил себе себяубийство,
Я вчера с тобою вместе сбил
Лайнер в украинском небе чистом.

Да, сегодня я – один их них,
Тех, кто мне противен, гнусен, гадок –
Тех, кто хочет, чтобы у других
Было больше взлётов, чем посадок.

Сбили все, кто весело в facebook
Размещал зловещих орков лица,
Сбили те, кто установку «Бук»
Тайно гнал через свою границу
...
Кто конкретно и откуда сбил,
Следствие, должно быть, установит,
Ну а я останусь тем, кем был –
Русским по рождению и крови.

И пока политиков умы
Не готовы для перезагрузки,
Я за них признаюсь: сбили мы.
Я – виновен, потому, что русский…

Мы, я виновны потому, что Дьявол обрел пристанище на нашей земле и набрал силы в русской коллективной душе. В этом наше несчастье и наша надежда на возможность развития. Религиозный дискурс о зле, по П. Рикеру, «это - дискурс надежды» в том смысле, что зло, предстоящее перед Богом уже не является тайной.

Схожий посыл мы видим в тексте К. Юнга о догмате Троицы:

«достаточно одного взгляда на Священное писание, чтобы понять всю важность роли, отведенной дьяволу в божественной драме Спасения».

Эрих Нойманн пишет, что

«смерть, мрак. распад и вина состав­ляют необходимые условия для реализации опуса (жизнен­ного проекта)», а Дьявол, согласно Юнгу, дополнят Божественную Троицу до четверицы (Глубинная психология и новая этика).
Так уж распорядилась судьба, что путь современного человека вначале уходит «в глубины», а не «в выси»: как ни странно, но проводником, который встречается современному чело­веку в начале его пути, оказывается не светоносный ангел, а мрачная теневая фигура его собственного зла...
Признание правомерности существования теневой сто­роны человека не только обеспечивает исцеление и ока­зание помощи, но и включает в себя элемент прощения и оправдания. Человек учится терпимо относиться к само­му себе. Кроме того, он должен научиться жить со своим грехом, хотя это вовсе не означает, что он должен жить «в» грехе» (Э. Нойманн, там же).

Перефразируя сказанное на «жить со своей виной не означает жить в вине» мы получаем лекарство от собственной непогрешимости и потенциал развития в качестве человека новой этики Э. Нойманна.

Индивидуальная вина связана с выбором, но ни один из выборов не отменит чувства вины полностью. Однако сложный осознанный выбор позволяет быть с этой виной и не разрушаться. Сделанный выбор и принятое решение, даже самое тяжелое приносят облегчение.

Попробуем подвести итоги и представить как мы видим взаимосвязь всех четырех рассмотренных феноменов: коллективной и индивидуальной вины, коллективной и индивидуальной ответственности.

Ответственность является характерной особенностью человека, принадлежащего к виду Homo sapiens. На индивидуальном уровне ответственность связана с разумом, способностью мыслить, осознавать мыслимое и выражать мысли словами. Она связана не с говорением, а с речью, проясняющей смысл и умением говорить так, чтобы слова соединяли человека с человеком. Ответственность предполагает умение подбирать слова, способность отвечать за свои слова и отвечать на поставленные вопросы.

Коллективная ответственность, характерна для детей, находящихся в зависимости от взрослых и для людей с неразвитой способностью мыслить, осознавать и знать за что я несу ответственность. В этом случае человек не освобождается от ответственности, но отвечает, как часть своей группы, говорит тривиальное и общепринятое — то, чему научили. И даже когда говорит как все в его кругу, то за этот «базар» тоже отвечает. Он может говорить и что-то вполне правильное, но вне контекста, не к месту и не ко времени. А если не говорит ничего, то будучи живым, все равно невербально.

Вина — это феномен, данный в переживании, связанный с чувствами, предчувствием (интуицией), установлением эмоциональных связей, с восприятием целостной картины связи всего со всем и определяющий принадлежность человека к виду Homo humanus. Человек человечный стремиться творить Благо и противодействовать Злу, как он понимает эти явления, аусиление чувства вины сигнализирует о том, что в этом месте произошло нарушение и дисбаланс. Индивидуальная вина возникает при разрыве связей и отсылает нас к т.н. сепарационной вине, сопутствующей обретению автономии. Чем больше автономии и свободы, тем большее количество вины человек способен уместить в своей душе и признать присутствие зла в себе. Отказываясь от эгоизма и выбирая альтруистическое поведение в крайнем случае он может принести себя в жертву ради коллективных ценностей.

Сказать что-то определенное о коллективной вине мы можем лишь с политической или социологической точек зрения. Это та политическая вина, о котором пишет К. Ясперс в связи с виной немцев после поражения нацизма. Эта вина, которую социологи могут замерять своими инструментами, определяя уровень морального здоровья общества и коллективные депрессии. На психологическом уровне коллективная вина улавливается как то, что прячется за психологическими защитами и проявляется в поведенческих актах и активности, объединяющей группу виноватых. Всем хором они могут начать говорить о невиновности, величии, чистоте своей нации, вине других или совершают какое-то совместное действие по радикальному освобождению себя от вины, например, находят козла отпущения.

В отличии от индивидуальной вины, которая признается после распознавания в себе зла, коллективная вина вменяется группе извне и тем самым ей возвращается зло, возросшее в коллективной психике.

Мы предлагаем рассмотреть вину и ответственность в системе координат, где вертикальная ось ординат будет представлять градацию ответственности, а проживание вины — горизонтальная ось абсцисс. Вертикаль ответственности представляет веру в разум, мышление, автономию и также уровень властных полномочий от минимума внизу к максимуму вверху. Чем больше власти сосредоточено в руках человека, тем выше его ответственность. Горизонталь представляет горизонтальные связи между людьми, эмпатическую способность сочувствия, проживание эмоциональной вовлеченности и солидарности между людьми.

Горизонтальный и вертикальный векторы представляют вину и ответственность в развитии от коллективного к индивидуальному полюсу. В этом движении мы неизбежно встречаемся с преогромным количеством трудностей так как речь идет о величайшей работе, сопоставимой со вторым рождением в качестве действительно разумного и действительно гуманного. В нашем контексте эта работа предполагает достижение максимально выносимой ответственности и максимального глубокого проживания индивидуальной вины.

Индивидуальное и коллективное находятся в диалектичеcком единстве. В движении к автономии и свободе от коллективного, мы приходим к индивидуальному и в результате можем быть максимально полезны для реализации коллективных целей — «процесс индивидуации ведет не к изоляции, а к более сильной и широкой коллективной сплоченности» (Юнг К.Г., Отношения между эго и бессознательным). Таким образом индивидуационный процесс это непрекращающееся челночное движение от коллективного к индивидуальному и наоборот. Единичная индивидуация служит искомой сплоченности группы, целям развития человека и процветанию группы.

Однако мы знаем огромное количество примеров негативной индивидуации, когда дух представлен демонической силой, а пассионарная личность служит апокалиптической цели разрушения всего коллективного, созданного до нее. Это разрушение тоже часть коллективного развития, а в индивидуальном плане, как ни странно, тоже процесс индивидуации через реализацию разрушительного теневого потенциала. Если личность, в руках которой сосредоточена неограниченная власть превращается в тирана (вождя, фюрера) и отказывается от личной вины и ответственности, то его эго оказывается затопленным коллективными архетипическими силами. Он становится воплощением коллективного ресентимента, проводником идей исключительности и превосходства, питается ими и в итоге ввергает тысячи, сотни тысяч и миллионы своих подданных в войну, как следствие в новую коллективную ответственность за содеянное и коллективную вину, вменяемую после поражения.

От инфляции эго может удержать только вовремя принятая на себя индивидуальная ответственность за себя и за коллективное, а также проживание вины, не только свой личной, но и коллективной. Такое добровольное самоограничение является скорее исключением из правила и поэтому на коллективном уровне в демократических государствах сложился принцип сменяемости власти и ограничение времени властных полномочий у одного лица.

Плюсы на нашей схеме обозначают области индивидуации и коллективной динамики, ведущие к возрождению коллективной души, а минусами отмечены области, в которых присутствует угроза ее уничтожения и возможность перерождения.

Синие стрелки показывают как коллективная ответственность приводит к насильственному признанию коллективной вины, коллективная вина может способствовать принятию индивидуальной вины, а индивидуальная вина ведет к индивидуальной ответственности.

Включение в схему типологии К.Г. Юнга является умозрительной и сделано, чтобы показать как разные типы исполняют свои роли в этой большой игре вины и ответственности.

Проиллюстрируем как четыре великих философа строят свои философии, чтобы осмыслить коллективные процессы и сформулировать законы, которым подчиняется исторический процесс.

Левая нижняя область от коллективной вины к коллективной ответственности обозначена философией всеединства и связана с именем В.С. Соловьева — автором диссертации «Кризис западной философии. Против позитивизма». В основе его концепции заложены идеи отождествления материи и духа, утверждение единой для всех морали, необходимость в единой Вселенской церкви, в которой Премудрость Божия София является матрицей и коллективной душой Мира.

Правую нижнюю область от коллективной ответственности к индивидуальной вине мы представили философией С. Кьеркегора, выделившим четыре стадии существования человека: обывательскую, эстетическую, этическую и религиозную. С прохождением этих стадий Кьеркегор связывает идею личного спасения, а определяющей характеристикой человеческого считает способность человека к свободному выбору и к принятию за него ответственности.

Правая верхняя область от индивидуальной вины к индивидуальной ответственности может быть связана с именем неоднократно упомянутого здесь К. Ясперса — психиатра, правоведа, философа и реформатора образования. Известен как автор концепции «осевого времени» когда на смену мифологическому мировоззрению пришла позитивная наука и сформировался современный человек. Причину кризиса общества он видит в доминировании масс, а преодоление кризиса связывает с принятием в качестве безусловной цели свободы и создание рационального мирового порядка. Вера, по Ясперсу не предполагает унификации, а общей чертой всех верований в их отношении к мировому порядку должно быть принятие принципов, благодаря которым каждая вера раскрывается с помощью мирных духовных средств.

И, наконец, левая верхняя область от индивидуальной ответственности к коллективной вине управляется идеями Ф. Ницше, подхваченными нацистами. Философ выделял два основных вида морали: «мораль господ» и «мораль рабов». Люди рабской морали по Ницше ценят доброту, смирение и сочувствие, их роль подчиняться, в то время как мораль господина подразумевает наличие у него гордости, силы и благородства, что определяет в нем повелителя. Мировым процессом у Ницше управляют амбиции и воля к власти. Большая часть человечества — это жалкие неполноценные люди, способом управления которыми является война. Не мудрено, что эти идеи были подхвачены нацистами, что привели в итоге к той послевоенной истории Германии и немецкой коллективной вине.

(Июль - декабрь 2022 г.)

---

Рекомендуемые фильмы:

Метрополис (реж. Фриц Ланг, 1927).
Процесс (реж. Орсон Уэллс, 1962).
Европа (реж. Ларс фон Триер, 1991).
Нюрнберг (реж. Роджер Данн, Алек Болдуин, сериал, 2000).
Бункер (реж. Оливер Хиршбигель, 2004).
Катынь (реж. Анджей Вайда, 2007).
Суд над Богом (реж. Энди де Эммони, 2008).
Колоски (реж. Владислав Пасиковский, 2012).
Тайная жизнь (реж. Терренс Малик, 2019). Великая свобода (реж.: Себастьян Майзе, 2021).
На Западном фронте без перемен (реж. Эдвард Бергер, 2022).
Чудо (реж.: Себастьян Лелио, 2022).